Прорвало.
Он и сам бы не мог с твердой уверенностью сказать, почему. То ли это "хочу быть рядом с тобой" - "хочу", а не жертвенное "буду", то ли объятие - все-таки его можно касаться, он никакой не прокаженный, и не настолько уж грязный, и где-то мелькает надежда, что все, может быть, наладится...
А, может, так просто надо было. Просто пора было вылить поразительно большой как для одних суток поток эмоций.
Все-таки он был "домашним ребенком", как оказалось, и ничерта не подготовленным ко всей той подлости, которую может предложить мир. Все травмы, полученные в драках, перестрелки и даже трупы, казались теперь какой-то далекой детской игрой, в которой бывало, конечно, больно и неприятно, но можно было, поддерживая игровой образ, подняться, утереть нос, перемотать разбитую коленку носовым платком и бежать дальше. Тра-та-та-та, кто последний - тот и кэч! Тра-та-та, я в домике! Я буду муж, ты будешь жена, вот тебе листики-деньги, приготовь куличик к ужину. У него всегда был выбор, даже тогда, когда он говорил, что его нет. Он мог не торговать стволами, мог не помогать Адриану в его нарко-бизнесе, мог не тусить со всякими "айма криминал". Его семья не бедствовала, да и сам он не голодал ни разу в жизни. "Нет денег" - это "я выпью всего один бокал пива в клубе", это "я проедусь на автобусе или пройдусь пешком, а не возьму такси", "я приготовлю сам или схожу к родителям вместо того, чтобы зайти в кафе". И единственное в его жизни предательство - это мать, которая отправилась решать за него, для его же блага и с которой они так толком и не поговорили, не смогли услышать друг друга.
Он нихрена не знал жизни, для него это всё было игрой - и теперь с ужасающей ясностью он это понимал.
Удачливый и обаятельный, он посчитал себя баловнем судьбы и ломанулся на другой конец огромной страны за любовью, счастьем и новой жизнью и сходу вляпался в такое дерьмо, о котором раньше не имел ни малейшего представления. Раньше все заканчивалось хорошо. Раньше все было почти как в кино. Жутко увлекательно! Маньяк, которого он успешно пережил, и Блейн, и авария с Мэттом... было не скучно, это уж точно. Увлекательное кино для детей. Ребенок сунулся на север и попал в мясорубку, к которой и близко не был готов. Черт, да ему раньше никогда настолько больно и страшно не делали! Его и до потери-то сознания ни разу не били!..
...а рядом только один человек, и тот может только смотреть, как Макс пытается собрать куски собственной психики и привычного мироустройства с окровавленного асфальта. В этом нет вины Мэтта. Он действительно ничего не мог сделать.
Макс вдруг рванулся навстречу, крепко обнял, утыкаясь лицом в грудь - колючий свитер, но какая разница.
Сейчас были не важны привычные правила игры, что он типа крутой бандитос и должен держать морду кирпичом - да какой он, в пизду, крутой бандитос, он так, ролевичок, который из себя что-то изображал, а по сути - домашний ребенок, которого впервые в жизни отлупили по-взрослому, нечестно, несправедливо, ни за что, и игры закончились, всё, мальчик, добро пожаловать в реальный мир. Никто не обещал, что будет честно, что будет красиво и что ты не сдохнешь молодым.
И домашник ребенок сейчас плакал на чужой груди - беззвучно и горько.
Только где-то глубоко внутри поднимало голову нечто. Или некто. Постарше, много циничнее и злее. По-настоящему злее, а не потому что по роли прописано. "Это последний раз, когда ты ревешь, Макс", - говорил этот некто, - "Потом ты либо станешь сильнее, либо сдохнешь".
А пока он захлебывался слезами и бормотал что-то глупое, банальное до безобразия, мешанина из "я тебя очень люблю и очень боюсь потерять, потому что я теперь грязный, ты не захочешь" и "я не знаю что делать и как дальше, я ничего не мог сделать, вообще ничего, это так нечестно, так неправильно, блядь, ну почему я, ну за что, это мерзко, блядь, это больно, это пиздец как больно и мерзко, я в зеркало смотреть не могу, я на тебя смотреть не могу...".
"Что нам делать, Мэтт. Как нам дальше, а?.. " - между затихающими уже всхлипываниями.
Отредактировано Max Rivera (2013-03-18 19:53:10)