Как и полагается южанину,  мужчина поднялся ни свет ни заря, повалялся какое-то время, вдыхая лавандовый аромат свежего белья, которое говорило о том, что бабушка вновь в хорошем расположении духа, раз  застелила внучатам кровати.   Вскочил после уже в полном воодушевлении, кое-как одевшись, старший поскакал вниз, отчаянно чеканя каждый шаг босыми стопами, возвещая о своем пробуждении.  Он не чувствовал возраста, возможно,  Юджин даже не знал, что ему уже год  как перевалило за пятьдесят, что седина давно не только тронула виски, но и являлась основной частью волос.   Спустившись,  Рэтклифф осторожно выглянул из-за косяка, заглянув на кухню, где, по его скромному мнению,  и должна была в этот час рассиживаться  старая развалина.  Так и случилось. Не ведая о приближении внука по причине  плохого слуха,  пожилая дама, похожая более на экспонат  исторического музея,  выставки, посвященной Древнему Египту, если еще точнее – мумию, мирно перебирала сухонькими, как лапки птицы, ручками  какую-то крупу, готовясь, видимо, что-то приготовить на обед… На гарнир.
Подобравшись к  родственнице почти на цыпочках, комедийно,  Юджин, сдерживая хохот, навис над ней, страшно изогнув пальцы, а затем по-простецки,  бодренько ухватил бабку за ребра, щекоча.  Старушка, округлив свои маленькие раскосые глазенки, раскрыв от удивления рот, чуть было не опрокинула тазик с чечевицей, коротко охнула и, выждав, когда внук отнимет от ее боков свои ручищи,  непонимающе глянула на него.
-Совсем изжить меня захотел,  золотко?! -  только «золотко», никак иначе; она даже не проговорила эти слова,  промямлила, точно старалась скрыть удивление.
Юдж недоуменно нахмурился и, престав громко смеяться своим хриплым баритоном, отошел от женщины  в угол кухни, видимо ожидая, что та встанет и даст ему по башке, хотя знал, что такого никогда не произойдет.
-Забей,  Ба, -   отмахнулся он, потеряв к увеселению старухи интерес,  мгновенно переключил все внимание на старый, почти винтажный холодильник.-  Хотел пожелать тебе доброго утра и все такое, ну, ты меня знаешь. Сожрал бы сейчас слона.
Он продолжил копаться в рефрижераторе. Ничего интересно на глаза так и не попалось,  выудив от отчаяния  кусок  запеченной свиной шейки, на которой  уродливым студнем громоздился жир, выудив из навесного шкафчика тостовый хлеб,  Рэтклифф решил, что обойдется сегодня бутербродами.  Он нарезал мясо тонкими ломтиками,  оставил еще парочку на случай, если Ба захочется чем-нибудь поживиться,  спрятал между двумя ломтями хлеба и две привычные каждому американцу утренние композиции отправил в заляпанную желтыми пятнами микроволновку – одно из немногих техногенных новшеств, что мужчина терпел в доме.  Печка утробно загудела, прошло не более минуты, а  от хлебцев уже исходил  приятный аромат,  свининка порозовела и заставляла слюну выделяться куда активнее.  Мужчина жадно вгрызся в один из тостов, убирая заодно непослушные волосы с лица.  Поймав на себе гневный взгляд бабушки,   проповедник уселся за стол и плеснул себе немного воды их графина. 
- Поеду в город,  так, дела.  Вернусь только вечером, -  пробормотал он нараспев,  облизывая замасленные пальцы, - скажи малышу Бадди, чтобы ждал меня к десяти в сарае, пусть приготовит инструменты. 
Последнее мясник произнес  тихо, заговорческим и напряженным шепотом, не спуская глаз с Ба.
Старушка деловито подняла глаза и поджала усохшие губы, которые окружали глубокие вертикальный морщины.  Она коротко кивнула и вновь принялась прочищать крупу пальцами.   В момент Юджину показалось, что его главная опора всей жизни как-то странно тяжело дышит. Он,  не забыв помять тарелку, задержался у двери и, снова махнув нервно рукой,  поплелся  к себе, готовиться к выезду.
Он не любил собираться, выгонять из  сарая свой старый пикап,  на который обменял свой модный каддилак.  Мужчина очистил лобовое стекло, обмахнул  щеткой кузов, даже сбегал переодеться, ибо  никак не мог привыкнуть к низкой температуре. Через полчаса возни старший, наконец, покинул новое семейное гнездо, включил радио, закурил, дабы не превращать дорогу в один сплошной комок скуки.  Как и предполагалось, Юдж  вернулся вечером, когда сумерки уже давно загустели, а первые звезды украсили морозное  небо.  Пикап его теперь вез на себе не одного только хозяина, было еще кое-что или кое-кто.
-Бадди! – хрипло заорал  старший, когда вылез из пикапа,  отряхивая колени от только что осыпавшего сигаретного пепла.  Его ковбойская шляпа и кожаная куртка с овечьей подкладкой делали  Юджина похожим на инфернального ковбоя из рекламы сигарет мальборо.
- Эй,  парень, тащи сюда свою задницу! Или открой хотя бы ворота в сарай, малыш, я привез тебе кое-что. – Тише, но все так же четко и певуче вещал Рэт, продолжая курить.

Отредактировано Eugene Ratcliff (2013-03-01 01:56:12)

Бадди не заставил себя ждать.   Тон младшего, этот толчок в плечо, нахмуренные брови   говорили о том, что  он уже  подвергся какому-то тлетворному влиянию со стороны. И сколько раз Юдж сам требовал с себя обращаться с мальцом аккуратнее, а сколько вдалбливал эту прописную истину бабке – без толку. К концу дня Бада обычно оставляли недовольным.  Как обычно,  остановился в счете малыш на  тринадцати, что  немного поуспокоило старшего.  Мужчина докурил, отбросил трупик папиросы в сугроб и, не мешая, наблюдал за тем, что вытворяет  Калибан со своей новой игрушкой.
-Прости, малыш, брыкастая попалась… Коза. – Виновато произнес Рэт, сплевывая на землю.
Бадди ничего не стоило завалить такую девицу с одного мощного хука, но Бадди же мог стать  причиной ряда проблем, которые не просто позабыть, скажем, местным властям.  Впрочем, Юджин никогда в родственнике не сомневался,  просто любил все «дела» заканчивать самолично.
Тело в мешке гулко ударилось о тачку, которую подвез брат. Немного помедлив, пошаркав ногой по снегу,  Юджин возвел глаза к окну дома,  сквозь которое пробивался тусклый желтый свет.  На кухне все еще находилась  Ба, и старший предполагал, что  именно ее слова явились виной этого  перевозбужденного состояния Калибана.  Он нахмурился,  кустистые брови сошлись на переносице. К тому моменту как  размышления главы  семейства прекратились,  братишка уже утянул  мешок  в шаткий сарай, в котором в обычное время покоился  пикап.  Теперь надо бы  оставить машину на улице, чтобы не запачкать. Вскоре братья уединились  в хрупком строении, Юджин проследил за тем, чтобы им никто не посмел помешать: закрыл крепко-накрепко двери, занавесил  драной фольгой небольшое окошко под потолком.  Внутри горела  одна единственная крохотная лампочка, что небольшим тельцем своим покачивалась под самым потолком, напоминая повешенного.  Неясный оранжевый свет давил на зрение, но сам реднек давно привык и не к такому. Выбирать не приходилось. И то, что они успешно провели электричество по всему дому –  уже большое достижение. Обычно Юджин не занимался  работой по дому, на него изредка накатывало желание  провести генеральную уборку. Он тащился на чердак, перелопачивал пыльные стопки газет там, вымывал подгнивший дощатый пол, после чего уставал и заваливался на диван перед телевизором,  смотреть гонки  наскар или реслинг.
В сарае, слава Богу, было относительно чисто и пусто, потому что именно здесь братья проводили свои «обряды», не обусловленные ни временем, ни особым порядком.  Была цель, и мужчины ей безукоризненно следовали.  В этот раз  Юдж  невольно обмолвился словом о том, что девчонка привезена именно Бадди. Младший, в своем репертуаре, понял все буквально и уже копошился возле девушки, когда та выпала из грязного мешка. На лице Калибана появилось недовольство. Дабы немного развеять остановку Рэт на почтительном расстоянии  указал на голову девчонки, с которой спадала на давно немытый пол  тяжелая шиншиллья шуба.
-Уши, Калибан, уши. – Весело пропел  Юджин, походя ближе, хватаясь за один из массивных крюков.
- Специально для тебя выбирал. Какие хрящи, какие мочки. Бриллиант.  Они даже не проколоты.  Что будешь с ней делать? -  поинтересовался в итоге старший, снимая с головы шляпу, кладя оную  на один из покосившихся столиков, которому не нашлось места в самом доме.  Позже туда же последовала куртка.  Рэтклифф остался в  застиранной серой майке, черных джинсах и тяжелых берцах.
-Если не хочешь есть – оставь Ба. Она, может, сварит бульон.  – Предложил, пожав плечами,  старший,  подходя к набору инструментов, что могли пригодиться в разделке мяса. В его руке блеснуло лезвие здоровенного тесака.   Мужчина так привык к этим малышам на работе, что рукоять, кажется, сама ложилась  в ладонь и не оставляла больше мозолей.
Девушка после пары шлепков по щекам начала просыпаться. Из ее маленького носа  шла кровь. Видимо, она неудачно тогда приземлилась. Или это случилось еще в пикапе. Братьям подобные детали были не важны.
-Привет-привет, соня. – Рассмеялся старший, кладя оружие обратно на стол.
- Господь указал мне на нее.- В сердцах признался проповедник,  становясь серьезнее. Он глянул  в лицо брату,  в единственном зрячем глазу читалось нечто возвышенно-таинственное. После отмахнулся,  убирая за уши сальные бесцветные волосы.
-Ну с пола  начинать точно не стоит. Давай-ка посмотрим на нее получше, дружок. - Повеселел реднек, осклабившись. Он кивнул на цепи с крюками.

-Отличная идея,  Калибан! -  воскликнул весело Юджин, хлопнув в ладоши. Звук застыл в стенах здания,  оглушив и без того болезную девушку, которая не могла ни очнуться,  ни отправиться в забытье.
-Холодец. С хреном – в самый раз.  Я передам старушке. В смысле, мы закончим и сами ей об этом расскажем. То-то она обрадуется.-  Он закивал головой и прошелся по помещению, вяло волоча за собой ноги. Мясник живо себе представил, как долго будет вариться такое жилистое но вкусное мясо,  сколько оно будет настаиваться в собственном же бульоне, зато на выходе выйдет чудное блюдо, которое в этих краях, как ему показалось, не очень-то и жаловали. Они и сами в Техасе не часто устраивали подобные пиры. Но после  прибытия на новое места Рэтклиффы, кажется, зажили лучше прежнего, каждый нашел себе работенку, даже иссушенная бабка порой  выглядела моложе себя  же десятилетней давности. Это искренне радовало реднека.
-Отрежешь, малыш,  никуда не денется. -  Предложил спокойно старший,  посматривая на то, как брат готовит к дальнейшему действию девицу. Та,  о  горе, решила снова начать брыкаться, сопротивляться,  однако, как и предполагал  Юджин,  младшенький лихо шлепнул  козлицу по лицу,  тихо  предупредив о том, что не любит, когда его трогают.  Про то знали все члены семейства, и редко кто решался  нарушить  личную зону Бадди. Юджу это было по большей части ни к чему, поэтому на подобной почве у братьев не возникало пререканий.
Не долго думая,  Бад  закинул  почти раздетую жертву на крюки. Вонзил умело сначала один, затем другой. Женщина,  и в первый раз  выпучившая от боли глаза, хотела было закричать, но ничего не вышло,  раздался приглушенный стон, ее тело мелко задрожало, задергались руки и ноги, скрюченные в агонии пальцы потянулись к лопаткам.   Юджин любил, когда они дергаются, стараются вырываться,  еще сильнее насаживая свои жалкие тушки на крюки.  Кровь закапала на пол. Сначала мелкие капли, затем  жидкость потянулась наподобие  нефти, поблескивая в неясном свете. На холодном полу с каждым движением девушки появлялись замысловатые узоры, рисунки, в которых извращенный разум маньяка мог узнать  самые  разные сюжеты.  Завороженный этим процессом Юджин, казалось,  совсем не обращал внимания на само тело. Затем, мотнув косматой головой,  возвел глаза на тело, на брата, на жалкую лампочку, шубу, бесхозно валяющуюся  на бревнах. Кто бы мог подумать, какая несочетаемость, какой абсурд.
-Богатейка. – Прошипел старший,  пиная ногой  шубку, которая напоминала сейчас свежеснятую звериную шкуру.
- Все богатеи закончат  одинаково. – Уже громче продолжил  проповедник, зрачки его сузились.
-Ты, твоя мать – шлюхи!  Продаетесь за кусок тряпки, за камешки и вшивые, грязные бумажки! -  зашелся в праведном гневе реднек, подобравшись к братскому подарку впритык. Девица все еще была жива, похоже, не обращала внимания на мучителя из-за болевого шока.  Ему же виделось, что сучка его просто игнорирует.  Рэт издал некое подобие рычания и со всей силы лягнул подвешенное тело ногой.
- Слушай, когда с тобой говорят, тупая шлюха! – Он хотел вновь ударить, но увидев тяжелый взгляд брата,   остановился, резко развернулся и отошел, прижимая ладони к лицу. Виски стали мокрыми от пота, сердце бешено колотилось. Кажется, Юджин разошелся не на шутку.
- Думаю, надо бы начать. Ты хотел язык? Давай-давай,  на ужин ее попозже разделаем.  – В руках появились щипцы  устрашающего размера.  Холодные, тяжелые, они остужали постепенно пыл мужчины.  Он точно читал мысли брата.  Зубы, что оказались поверх какой-то мерзкой тряпки во рту девушки,  и вправду казались красивыми, похожими на жемчуг. Такие маленькие, аккуратные.  На секунду  Рэт даже проникся  некой симпатией к этому тщедушному созданию, но, чуть погодя,  пришел к выводу, что самые мерзкие, грязные создания непременно красивы.  Тельце покачивалось а крюках, брызгая кровью,  мелко дрожало,  большие глаза были приоткрыты, в них,  мутных и несчастных, опухших, читался первобытный ужас.  Она смотрела прямо в лицо старшему, что ему несколько льстило. Понимала ведь, что веселые деньки позади. И тот человек, что не так давно преградил якобы нечаянно проселочную дорогу,  далеко не неудачник с поломанной машиной, но самый настоящий, прирожденный убийца.

Отредактировано Eugene Ratcliff (2013-03-01 15:29:05)

Брат почему-то медлил.  Юджин, привыкший к своей мнительности, недобро скосил глаза на родственника и пару раз шепнул щипцами себя по руке,  звуком призывая младшенького к каким-либо поспешным действиям. 
На ногах жертвы появились цепи с гирьками, помнится, одна бегемотиха, обладательница объемных телес,  так дернула в припадке ногой, что  грузиком засветила Тэт промеж глаз.  Так у нее тогда нос распух, полезла не в свое дело, кто ее просил. Вот с такой добычей всегда интересно. Когда Юдж был помоложе, то некоторых девок, зная, что  тем уж ничего не светит, специально отпускал на какой-нибудь территории, которую знал хорошо. Охота, это беготня  ему нравилась. Лишь  раззадоривала аппетит и желание вмазать очередной нимфетке молотком по башке.  Итак, шлюшка повисла покорно, все еще живая, все еще постанывающая.  Бадди уступил место старшему,  сам  побрел к столику с инструментами, дабы выбрать необходимое орудие пыток. Им оказались  садовые ножницы, верно служащие семейству  не только для  подрезания «живой изгороди» или газона,  с травой и цветочками на Аляске было туго.
Вскоре и глава семейства подошел ближе, всматриваясь в перепачканное расплывшимися тенями, тушью, кровью и грязью лицо девушки.  Бад открыл ей рот, а  Юджин был уж тут как тут со своими щипцами, сошедшими с иллюстрации «Молота ведьм».  Некоторое время понадобилось, чтобы вытащить полностью язык бедняжки, трепыхающийся, словно  рыба на крючке, как и сама прелестница; от упорства и  все деликатности процесса Рэт сам уж выставил  вышеуказанную мышцу и стиснул зубы, чуть не прикусив. Попался! Как миленький! Темненький, пульсирующий, точно живущее отдельной жизнью существо.  Немного поднажав,  мужчина подтянул  предмет братского вожделения к себе, выжидающе глядя на Калибана. Вот и он щелкнул ножницами, развеяв все сомнения старшего.  Кровь из  открытой раны брызнула в лицо,  реднек машинально зажмурился, сплюнул в сторону и подставил под  свежий кусочек первую найденную  миску.   После  южанин   недовольно цокнул языком, опуская девице голову, чтобы та лилась наружу, а не затекала в горло. Не хватало еще, чтобы девчонка  померла раньше времени.
-Придется мыть полы. – Мимоходом посетовал Юджин, облизывая  окровавленные пальцы.
-Как он тебе? Ничего, правда?  Смотри, какие у нее зубки. – Он указал на  почерневшее от крови лицо,  взял жертву  за верхнюю челюсть, с точностью ювелира просунул под нёбо пальцы и принялся рассматривать жемчужины, которые с каждой секундой теряли от  красноты свою привлекательность. Юджин фыркнул по-собачьи и обернулся к брату, который вглядывался в  пиалку с отрезанным языком.
- Я могу уйти, если хочешь. -  Предложил безразлично старший, пожимая плечами. Он отошел от девушки и поднес под  висящее тело  емкость побольше, полуразваленный тазик.
-Слышал, один гаврик аз Далласа делал себе ожерелья из зубов, - буднично начал разговор Юдж,  подтачивая лезвие  и без того острого ножа. Воющая в агонии женщина ему не мешала. Она все рано его не слушал.
- Индейцы, Ба рассказывала,  вообще психи,  подвешивали все, что находил: пальцы,  уши, языки, ногти,  даже кисти рук и стопы целиком. Представляешь, как от них несло. – Он помахал ладонью перед носом,  корча физиономию,  изображающую, видимо, все негодование от  вымышленного запаха. Комната тем временем наполнялась тем самым душком, который  старший как раз таки любил. Запах смерти, крови, свежего, еще теплого мяса.
-Не против? – поинтересовался он у Бадди, подымая руку с ножом.
-Эй. – Он  опять посерьезнел, недобро глядя на младшенького.
-Если их жалеть – ничего хорошего не жди. -  Тоном специалиста, мастера произнес Юджин, покачав головой.
-Они могут быть красивыми, да, но никогда тебя не поймут, малыш. -  Заключил Рэтклифф.

-Делай, коли надо. – Непонимающе и с некоторой иронией отозвался Юджин,  замечая, что привязанность брата к язве Тэт никуда не делась. До чего же он сам недолюбливал мелкую сучку. Всегда и всюду  сует свой востренький носик, даже туда, где ее никто не ждет, туда, где ей нельзя показываться за версту. Он не понимал бунтарской натуры младшей сестры, он считал ее  типичным образчиком женщины: существа, что мыслят исключительно половыми органами,  своим раздутым самомнением,  глупыми клише и масками, бесконечными масками.  Юдж не раз грозился вырезать ей лицо, в порыве гнева даже распиливал его глазами, иногда всерьез хотел. Но не мог почему-то.  Истина, втолкованная бабкой в детстве, касающаяся семьи, не уносилась прочь, как залежалые осенние листья, не это убеждение, нет, сэр. Вот и приходилось старшенькому терпеть все ее выходки, разговорчики и заявления, а также, что куда важнее и неприятнее – делить с ней Бадди. Для Тэт Калибан являлся живым щитом, так полагал  старший. И он же хотел защитить своего единственного ныне последователя, адепта от этого влияния. Оградить. Снова. Ситуация стала мужчине неинтересна. Он не хотел, чтобы прекрасные зубки украшали шею  Тэтти, которую он так хотел свернуть. Уж слышал заведомо  влажный, ласкающий слух, как весенний ветерок гладит кожу, хруст, аромат смерти, выходящий с последним вздохом-стоном.  Подумав немного, почесав бороду, которая оказалась влажной из-за  недавно растаявших  снежинок,  Юдж было направился к выходу, потащил за собой испачканные инструменты, дабы не оставлять следов, чтобы не пришлось после отдирать  кровавую корку. Могут заржаветь. Инструменты нужно держать в чистоте и порядке.  Реднек кинул искалеченный  взгляд на блестящий, почти стерильный ящик, в котором орудия и дожидались своего череда.
Нечего было мешать Бадди, если он хотел провести время наедине с этой тощей шлюшкой. Юджину не было жалко  - он-то все понимал.  Послышался оглушительный звон, который резанул даже слух  южанина. Он потер ухо и поморщился, скаля зубы. Не по годам крепкие.
Засуетившись,  Бад  вытер и спрятал язык к себе, однако дальнейшее, если не сказать лучше, поразило Рэтклиффа старшего.  Отреагировав болезненно на  постороннюю фразу проповедника,  Калибан будто бы взбесился.  Схватил топорик.  На пол полетели, звеня, играя потрясающий марш  насилию и силе, ножи крюки,  щипцы, скальпели,  самодельные зажимы, даже небольшой капканчик.  Юджин отошел, до сих пор сжимая в руках перепачканные щипцы и нож, недоуменно хмурясь.  От натяжения цепей лампочка под потолком задергалась в такт человеческому телу.  Удар! Томагавк врезался в плоский живот, скрытый платьем. Разрезал одежду, затем попал в мясо. Смачно, с чмокающим, точно после французского поцелуя,  звуком.  Своя романтика. Темная, непонятная.  В неясном свете завибрировал позвоночник девушки, руки чуть ли не захрустели. В глазах последние мысли: за что, почему, как больно, мама. Лампа со скрипом билась, на нее брызнула  кровь невинной души,  а потому  и освещение из светло-оранжевого превратилось в красноватое, ржавое. Сарай напоминал  частный Ад.  Она умерла, в глазницах обнажились  покрасневшие белки.  Лицо застыло в муке. Изо рта  ручейком бежала не успевшая остыть кровь, омывала кожу,  одежду, длинные волосы.
Переборов сомнение и осторожность,  Юджин, скрестив руки на груди,  сплюнул вновь и наконец открыл  свой мерзкий рот:
- Нет! Не поймет! -  громко и четко произнес он.
-  То, что она твоя – не делает ее понятливей. Они все так. Могут отдаться за жалкую  свою жизнь,  но потом обязательно предадут.  Ни шанса. Думают только о себе.  Она мертва.  -  Заключил  старший и быстро направился к двери, ловко  поднял засов и, с силой шлепнув дверью,  остался на улице, тут же покрываясь гусиной кожей.
Мужчина передернул плечами и вытащил из кармана джинсов пачку сигарет. Закурил, подрагивая от холода. Пикап еще не занесло, снега почти не было. Редкие снежинки виднелись, притворяясь звездами на фоне чернильного неба.

В окне мелькнул силуэт старушки. Та, увидев внука, старательно ему замахала, зазывая в дом: не стоять же ему, золотцу, на пороге, не мерзнуть.   Мужчина лишь отмахнулся, махнул испачканной рукой с инструментами и остался стоять, курить, печально так посматривая на небо.  Снаружи  тихо, спокойно.  Рай не земле, хотя в таковой верить не стоило.  А вот в преисподнюю на том же самом месте  - да, это выход. Это возможность заглянуть правде глаза.  Это один из  внушающих  недоумение   монологов проповедника на очередной пустой площади.  А за стеной уже не кричит молодая женщина -  ее платье порвалось,  тело испачкалось,  а внутренности неприлично  выставлены на показ. Вопреки всем ее манерам, дорогой шубе, и машине.  Она была холодна и одновременно мила тогда, на дороге.  Если бы только знала, смогла бы избежать  скорой мучительной смерти. В сарае агонизировал  младший брат. Юджин отлично слышал  его  крики, его сопротивление жестокой правде, с которой необходимо начать считаться.
-Почему? – устало и безответно  кинул  Юдж, выбрасывая бычок.  Он бы и сам хотел найти ответ на этот вопрос. Почему   эти твари предают, мельтешат,  живут в угоду себе, думая только о том, как запихнуть в рот  очередной кусок мяса, не важно,  для чего этот самый кусок нужен.  Раздай каждому по такой шлюхе -  никому не станут они и нужны.  Пропадут от скуки. Испортятся.  У него, Юджина, им всегда находилось применение.  На чердаке, где нынче проживал старший,  было множество  примеров, подтверждающих это.
Вопль разносился по окрестностям еще какое-то время.  Рэт же не испытывал никакого желания вернуться и изменить что-то.  Братишка сам решил с ней поиграть, чего ему соваться. Будем надеяться, оставит и старшого  как-нибудь, не будет мешать его маленьким забавам в следующий раз.
- А ты думал. – Тяжело выдохнул  Юджин с улицы, приоткрывая дверь, впуская во внутрь  шаткого здания немного морозного воздуха.
- Избранность, мой брат, приходит с лишениями. А пути господни не исповедимы. Человек, что думает только лишь о себе, никогда не будет держать  в мыслях что-то или кого-то еще. Ибо все его мысли заняты им самим. Скудный ум, покрытый ржавой коркой современного бытия.  Ад и Рай в одной постели. И нам не повезло родиться когда-то.  Но мы можем все изменить. -  Прекратив хрипло свою тираду,  проповедник зашел внутрь и, обойдя скрюченную фигуру Бадди,  нагнулся, чтобы собрать инструменты и почистить их немного. Это успокаивало, вселяло уверенность.  Этот мучитель умел легко переходить от религиозных рассуждений до черных шуточек, в этом проблема.
-  Надо разделать ее, пока  какая-нибудь гадость с пола не забралась.  Давай, нечего рассиживаться. Закончим и поговорим с тобой об этом, но после ужина. Уже слишком поздно. Бабушка волнуется. Не подведи ее.
Юджин, закинув прядь седых волос за ухо, и, собрав заранее инструменты, раскиданные по полу в хаотичном порядке,  в стерильный ящичек, вышел обратно на холод, вымывать лезвия и само хранилище.

Джин понял, что его восторженная речь, пожалуй, был слишком запутанна.  Подобными тирадами он мог пичкать кого угодно: невежд  в городе,  путешественников,  трудяг после рабочего дня, в том числе  и сослуживцев  с завода; но не брата.  И дело вовсе не в том, что Господь не одарил  его  пониманием таким же, как у всех остальных, нет.  Юджин  видел в этом  божественную искру и не хотел, чтобы его обращения к брату оставались непонятыми,  недопонятыми, непринятыми. Волновался, чего уж и говорить. Неспешной походкой мужчина выбрался обратно на мороз.  Ветер уже сковывал кожу,  по телу невольно проходила сковывающая, мешающая движениям судорога.  Реднек обошел сарая и там, где  снега было побольше, вывалил  все инструменты.  Разделочные железки остались в сарае.  Тут, так, игрушки. Рэтклифф принялся вычищать  оружие, приводить в порядок и ящик.  Повезло, что с ветошью проблем не возникло, иначе пришлось бы снова  делать круг и тащить в дом.  Подобрав первую попавшуюся и  сухую тряпку,  мужчина принялся  вытирать  предметы от влаги.  Каждый нож, щипцы или крюк он любовно складывал на небольшой  и давно сломанный верстак, на котором уже расстелил еще один кусок ткани. В  делах, где ничего не падало, ничего не омрачало сознание и в тех, что требовали безукоризненного порядка,  терпения,  в таких процессах Юдж преуспел.  Не относился бы к миру так принципиально, смог бы  занять не только должность мясника на вшивом заводе. Он снова закурил, считая, что это поможет сосредоточиться. Что же, работа пошла активнее, в  скором времени  проповедник уже занимался  вытиранием металлической коробки. Холода  за делом  не чувствовал, как-то некогда было.
-Можем мы все изменить, как же. – Сам себе пробубнил  Юджин, продолжая обтирать  ящик.
Верил ли он себе, произнося очередную тираду, наполненную  религиозным пафосом? Наверное,  иначе, зачем  было вообще думать обо всем об этом. В последнее время  мужчину все чаще одолевали странные сомнения. Ему казалось, что перемены происходили во всем, хотел ли он того или нет: старался уберечь брата,  а тот, оказывается,  хочет, чтобы в его власти была и женщина. И, стоит узнать,   касается ли это убийства, мук? Не кроется ли за этим что-то еще?  Калибан занимал мысли  старшего, нечего скрывать.  Он побаивался,  что адепт сможет заблудиться во тьме, потеряться и встать на неправильный путь. Тогда ничего не изменишь, придется потерять Бадди навсегда.  Юдж не заметил, как папироса  перегорела, а сам он недовольно   дымил фильтр. Сплюнул.  Поднялся, хрустнув старой поясницей.  Снова  дало о себе знать продрогшее до костей тело.   Разворошив порозовевший снег  тупым носком ботинка,  мясник сложил  инструменты внутрь  их очищенного хранилища и поспешил, подрагивая, внутрь сарая, где его брат уже вовсю разделывал девицу.
С богатенькой и правда вышло не много  мяса – в понимании  каннибалов,  конечно же.  Иному, неподготовленному зрителю такого поблескивающего в неясном свете добра,  отдающим запахом ржавого железа,  хватило бы за глаза.  Когда начинаешь есть, тянешь даже сырой кусок в рот – всегда мало. Внутренние органы  были заботливо сложены в миску, похоже даже, что эта девица никогда не болела чем-то серьезным. Проходя,  Юджин невольно залюбовался открывшейся картиной.
Бадди вытаскивал с силой крепкие зубки. Тэт повезло, что у нее есть такой покровитель.
-Как ты тут? -  поинтересовался старший,  ставя ящик на свое законной место. Он  не собирался останавливаться возле разделочного стола, побрел в другой угол помещения и вытащил из темноты  пластиковое ведро и швабру,  видимо, посчитал, что пол нужно помыть немедленно. Как и лампу.  Мужчина поднял голову. Комната до сих пор наполнялась жутковатым светом. 
- У тебя настоящий талант, малыш. Ты знаешь? – залихватски сообщил  Джин.
Не интересуясь, впрочем, поглядывая осторожно,  реднек взял  миску с органами, дабы те  не успели совсем уж испоганиться в сарае. Надо было снести добычу в дом, заморозить или быстро приготовить.