Помни о своих корнях, сынок.
Стереотипы об итальянцах никогда не давали покоя юному Феррари. Кстати, нет, он не ездил на Феррари. После чемпионата он купил себе самый что ни на есть американский Хаммер. И он не любит пасту. И пиццу тоже не любит. Ему куда больше по душе гаспаччо или окрошка авторства русских друзей.
Да. Русских друзей...
Об этом и речь. Один стереотип всё же будет преследовать его до конца жизни.
Мягкие карие глаза матери были мокрыми от слёз. Она сжимала грубые ладони сына своими тёплыми руками и лишь тихонечко шептала:
- Эрнесто... Эрнесто...
Это было не то громовое "Эрррр-нес-то!" которое означало, что обед уже стынет, а кровать готова к сиесте. Это было тихое, свистящее, как - "Ты единственный, кто может мне хоть чем-то помочь"
- Мама... - Феррари мягко поцеловал руки матери, пряча от неё свой взгляд.
- Эрнестито... Сделай что-нибудь, мальчик мой...

- Я сделаю, мама... Обещаю. Не плачь.
Несколько часов назад отца увезли на скорой с мигалками - инсульт. Марио Феррари не было и пятидесяти, когда с ним случилось такое, и это стало неожиданным ударом для него самого и всей его семьи. Эрнесто примчался, бросив тренировку, с другого конца города, как только узнал об этом.
Падре Феррари схватил инсульт сразу после того, как он узнал, что его лучший друг, Юрий, оказался загнанным на флажки "шавками из ЦРУ". Мать ничего не знала о положении дел, а отец ничего не мог рассказать, но Эрнесто полагал, что, с учётом всех отягчающих факторов, причиной инсульта могло быть только что-то очень серьезное.
По чести, Эрнесто не был вхож в дела семьи, и он знал ровно столько, сколько ему было положено знать, пока это не становилось небезопасным. Десять лет назад Марио грезил наяву, видя повзрослевшего сына в идеальном черном костюме, с дипломом юриста - своей правой рукой, а после и полноценной сменой. Но не получилось - черному костюму Эрнесто предпочел шорты и бутсы, а хладнокровия и рассудительности, которые были просто незаменимы в этом деле, у него никогда даже не ночевало. Он обращал внимание, что отец стал слишком часто приглашать в гости кузена Эрнесто - Бенито - и порой подолгу засиживался с ним в своем кабинете. Кузен Бенито полностью оправдывал своё имя - это был холодный, расчётливый и властный юноша двадцать восьми лет с цепким и колючим взглядом серых глаз. В общем, с молчаливым согласием Бенито спокойно вздохнули и сын и отец семьи Феррари. Один - потому что отныне с него была снята вся ответственность, а второй - потому что мог больше не бояться будущего и спокойно отпустить единственного непутевого сына заниматься тем, чем он хочет.
Но случилось и такое, что Бенито на Сардинии, а инсульт - здесь, у Марио Феррари, безысходность - у Арабеллы Феррари и огромный груз ответственности - у малыша Тито, который ещё не наигрался в свои мячики.
Вспомни о том, что ты итальянец, сукин сын.
- Эрнесто, сынок... - шепотом повторяла мать и продолжала нежно мять руками ладони сына.

Как только мать смогла заснуть после валерьянки и чая с мятой, Эрнесто незамедлительно связался со своим старым школьным приятелем - тот после школы поступил в Академию ФБР в Куантико. Не бог весть что, но знакомых из ЦРУ у Эрнесто не было.
- Мне нужны люди, - говорил Феррари в трубку.
Он не знал, как делаются такие дела. Он не знал ровным счетом ничего, он никогда не лез в дела семьи Феррари. Но он золотой мальчик, ему обязательно повезет.
Спустя уже двадцать минут парни сидели в придорожном кафе за столиком у самого дальнего угла.
Мать говорила, что время не терпит. Что Юрия собираются "взять" со дня на день. Что от Юрия тянется прочная нить к Марио. Время не терпит, но и любое неосторожное движение убьет систему. Эрнесто представлял себе, что это матч с равным счетом, до конца которого остались считанные минуты. Надо не только защитить свои ворота, но и успеть забить противнику. Слажал - проиграл.
Одноклассник объяснял ему долго и муторно, но хотя бы не задавал лишних вопросов. В итоге он дал ему номер телефона очень-важного-человека и пожелал удачи.
Эрнесто хотел ещё посидеть в кафе, покурить и порефлексировать, но вспомнил, что у него нет на это времени.
- Мистер Додж? Я Эрни, сэр, вы меня не знаете. Я хотел бы с вами встретиться. По очень важному делу. Да, разумеется, на ваших условиях. Хорошо, договорились.

Спустя еще час Эрнесто приехал на другой конец города. Там, в глубокой тени, он едва нашел машину своего визави. Ему было очень, очень страшно.
- Добрый вечер, сэр, - он поправил на лице шарф, который надел, чтобы не показывать лица, которое сияло на растяжках спортивных фирм в центре города, и склонился над дверью.
Следуя резким, военным приказам незнакомца, Феррари сел на пассажирское сиденье и положил обе ладони на торпеду.
- Сэр, я не хотел бы начинать с намёков... - замялся Феррари. Ему было очень неуютно - он сидел в чужой машине среди ночи на загородной трассе с руками, по приказу положенными на панель, - Вы знаете Юрия Бердянского?

- Кто я, ты верно, знаешь. Раз хочешь сразу к делу, то излагай, что тебе нужно.
- Я бы не звонил, если бы не знал, - машинально откликнулся Эрнесто - он просто не мог оставить реплику без ответа.
Эрнесто затих сразу после того, как до его мозга дошел смысл сказанного Доджем - надо объяснить, что произошло. Но слова не хотели вылетать изо рта, мысли мешались в голове - он молча рассматривал свои ладони, лежащие на панели. Обзор немного закрывал намотанной по самые глаза шарф, поэтому он видел только кончики пальцев. Ему казалось, что они немного побледнели, или даже посинели, а может, просто освещение в машине было таким.
Он совсем ничего не понимал. Что происходило в мире и что требовалось от него, Эрнесто. Мир словно подернулся зыбкой дымкой. Хотелось просто зажмуриться и попросить, чтобы все от него отстали. Я футболист, дядя, я всего лишь футболист, я не умею договариваться на такие серьезные темы...
- Бердянский... - повторил Феррари и подумал о том, что у него очень чешется нос, но руки были словно приклеены к торпеде - казалось, если он оторвет их, его мрачный собеседник сделает что-нибудь страшное, - Сэр, я хотел бы, чтобы вы оставили его в покое...
Это было как разговор с судьей - что бы ты ни сказал, ты всё равно увидишь красную карточку, даже если ты сделал комплимент его отличным гетрам, которые так красиво контрастируют с травой. Всё равно. Если ты подошел к судье и заговорил с ним - ты удален с поля.
Здесь было то же самое. Что бы ни сказал Эрнесто, всё равно это прозвучит не так, как надо и может привести к фатальным последствиям.
- Он... Он ни в чем не виноват... - промямлим парень, продолжая рассматривать свои руки. Один его палец самопроизвольно дернулся. А Тито думал, что он ещё слишком молод для нервного тика.
- Сними шарф.
Тито не сделал ни малейшего движения.
- Нет, - тихо сказал он. По крайней мере, попытался сказать тихо, - Нет, сэр, пожалуйста...
Шарф соскользнул с лица - Эрнесто тут же тряхнул головой, скидывая на лицо пряди длинных волос, чтобы "не запалить щи", но и это далось ему с трудом. Цепкие пальцы ловкого сотрудника спецслужб тут же перехватили его подбородок и развернули лицом к себе.
Феррари не привык к такому обращению. Он сжал руки в кулаки на торпеде, но тут же одернул себя, выпрямил их и положил обратно. Тепло пальцев чекиста жгло кожу - Эрнесто всегда думал, что у этих людей холодные руки.
- Деньги? - он воровато-лихорадочно улыбнулся, понимая, что теперь уже и он загнан на флажки. Вроде бы, Додж его не узнал. Или чертовски хорошо сделал вид, что не узнал, - Вам нужны деньги? Я могу заплатить.
Пристальное разглядывание тоже пугало и заставляло спину покрываться стадами мурашек. Будь мужчиной, говорила мать. Будь Феррари, говорил отец. А я не хочу ничего решать, дайте мне мячик, думал Эрнесто.
- У меня есть два миллиона. Ну-ка, скажи, есть еще причины по каким я, сотрудник сам знаешь чего, должен тебе помочь? - Додж отпустил его подбородок, и Эрнесто снова опустил голову, но, почувствовав тяжелый взгляд црушника, тут же снова её поднял.
Что сделал бы отец в такой ситуации?
- Дети есть? - Феррари продолжал улыбаться, хотя вид визави никак не вселял оптимизма. Суровый, с твердыми чертами и жестоким выражением лица - как стена, о которую можно убиваться бесконечно, а ей похуй, - Дочка, да? Красивая? Хочешь ей дорогу в жизнь? У меня есть знакомые продюсеры.
Какое-то время два человека в машине словно играли в "верю-не верю". Эрнесто предлагал эксклюзивные автомобили, билеты на кубок ФИФА в Европу, мяч с автографами Бэкхема и Марадонны, предлагал оплатить учебу дочери чертова чекиста, будь она трижды неладна, но Додж продолжал быть каменной стеной, только изредка склоняя голову то в одну, то в другую стороны, словно примеривался, нужен ему автограф Бэкхема или нет.
Эрнесто выдохся.
Ни школа, ни футбольный клуб не готовили его к таким трудностям жизни.
Эрнесто бы сдался, если бы знал, что всё совсем безнадежно. Но Додж неумолимо к чему-то вёл, иначе он не стал бы даже разговаривать, да и вообще, не приехал бы на встречу. Знать бы только, к чему?
- Ты хочешь, чтобы я что-то сделал, - с кривой полуулыбкой утвердительным тоном сообщил Эрнесто, словно снес золотое яйцо, внезапно всё поняв, - Я понял, мистер Додж. Но я не смогу сделать этого, пока не знаю, чего именно вы хотите. Можно, я закурю?
Почувствовал, что нащупал правильную нить разговора, Эрнесто немного расслабился - контакт налажен, пока что у него всё получается. Затянувшись, он тут же снова положил руку с сигаретой на панель.
- Хорошо. Может, расскажете, что нужно сделать? - он задумчиво выпустил дым и сглотнул горький комок в горле.