А. В. Зорин «Народ убийственный и злой» (исторические заметки о тлинкитах, сделанные русскими путешественниками)
http://www.mezoamerica.ru/indians/north/tarakanov.html
Тлинкиты и их страна
Продвигаясь на юг вдоль материкового побережья Аляски в поисках более богатых промысловых угодий, русские партии охотников на морского зверя постепенно приближались к территории, заселённой индейцами-тлинкитами - одним из наиболее могущественных и грозных племён Северо-Западного побережья. Русские называли их колошами (колюжами). Имя это происходит от обычая тлинкитских женщин вставлять в разрез на нижней губе деревянную планку - калужку, отчего губа вытягивалась и отвисала. «Злее самых хищных зверей», «народ убийственный и злой», «кровожаждущие варвары» - в таких выражениях отзывались о тлинкитах русские первопроходцы. И на то у них были свои причины.
Выразительное описание внешности тлинкита дал в конце XIX в. архимандрит Анатолий (Каменский): «Аляскинский индианин, или тлинкит, высок ростом, нередко шести футов, имеет длинное, почти круглое туловище, сильно развитую грудь и руки, несколько вогнутые в коленах наружу ноги, как у истых наездников степи. Впрочем, на кривизну ног могло не мало влиять постоянное сиденье в узкой лодке. Походка медленна и некрасива с покачиванием в стороны ... Безобразие нижней части тела скрашивается верхнею - головой, обыкновенно прямо и гордо сидящей на толстой шее поверх широких могучих плеч. Лицо типичного индианина выразительно, сильно очерчено и подвижно. В большинстве случаев лицо кругло и безбородо, но встречаются нередко лица продолговатые, сухие, с орлиными хищными носами ... Если бы не цвет кожи, слегка отливающей медью, иного статного индианина или индианку трудно было бы распознать и отличить от европейца».1
К концу XVIII в. тлинкиты занимали побережье юго-восточной Аляски от залива Портленд-Канал на юге до залива Якутат на севере, а также прилегающие острова архипелага Александра. Скалистые материковые берега были изрезаны бесчисленными глубокими фьордами и заливами, высокие горы с вечными снегами и ледниками отделяли страну тлинкитов от внутриматериковых районов, где обитали атапаски, а дремучие, в основном хвойные леса покрывали, словно косматой шапкой, многочисленные гористые острова. Климат Тихоокеанского побережья - относительно мягкий и влажный. «Беспрестанная мрачность, мелкий дождь и сырость воздуха есть обыкновенное явление атмосферы ... нет правил без исключений и встречается хорошая погода ... Но господствующая погода есть пасмурность и дождь, то есть круглый год осень»,».2 - отмечает один из старожилов Русской Америки.
Страна тлинкитов делилась на территориальные подразделения - куаны (Ситка, Якутат, Хуна, Хуцнуву, Акой, Стикин, Чилкат и др.). В каждом из них могло быть несколько крупных зимних деревень, где проживали представители различных родов (кланов, сибов), принадлежавших к двум большим фратриям племени - Волка/Орла и Ворона. Эти кланы - киксади, кагвантан, дешитан, тлукнахади, текуеди, нанъяайи и т. д. - нередко враждовали между собой. Именно родовые, клановые связи и были наиболее значимыми и прочными в тлинкитском обществе.
Численность тлинкитов к началу XIX в. составляла, вероятно, более 10 тысяч человек, причём наиболее густонаселёнными были куаны Чилкат, Ситка и Стикин.3
Селения тлинкитов включали в себя от 4-5 до 25 больших дощатых домов, стоящих чередой вдоль берега моря или реки фасадами к воде. Дома имели каждый своё имя (Дом Касатки, Дом Звезды, Дом Костей Ворона и пр.), которое зависело от родового тотема, местоположения, размеров. При постройке или перестройке дома приносились человеческие жертвы - под его опорными столбами закапывались тела убитых рабов. Фасады и внутренние перегородки украшались резьбой, перед входом иногда ставились тотемные столбы.
Достаточно далеко, как и у многих других племён Северо-Западного побережья, зашло у тлинкитов социальное расслоение общества. В каждом куане имелись свои люди высокого ранга, анъяди, в число которых входили также и вожди селений, кланов, главы домохозяйств; простолюдины - тлинкит или канаш-киде, и рабы.4 Власть вождей, однако, была невелика. Важным фактором для определения статуса человека служили благородство происхождения и богатство, которое раздавалось на устраиваемых им потлачах - церемониальных пиршествах с раздачей подарков. Уважением и весом в обществе пользовались также шаманы и мастера-ремесленники (например, резчики по дереву), широко было распространено занятие торговлей. Несмотря на свою воинственность, отмечаемую всеми ранними путешественниками и исследователями, тлинкиты вовсе не были примитивными дикарями-грабителями. То был народ не только воинов, но и охотников, рыбаков, ремесленников, торговцев. Куаны, населённые соперничающими кланами, соединялись между собой прочными торговыми связями. При обмене роль денег выполняли выделанные оленьи шкуры (ровдуги), а позднее одеяла. Раб в первой половине XIX в. стоил 15-20 ровдуг, каноэ - от 10 до 15.5 Тлинкитские торговцы бдительно оберегали сферы своего влияния от проникновения нежелательных конкурентов, будь то индейцы или белые.
Хотя далее речь пойдёт преимущественно о военном быте тлинкитов, следует иметь в виду, что главным в их жизни была всё же не война, и не торговля, а морской промысел. Вся их жизнь, как и жизнь прочих прибрежных племён, была тесно связана с морем и полностью зависела от него.6
Война и мир на Северо-Западном побережье
Война в жизни тлинкитов. Каждый мужчина-тлинкит постоянно готовился к войне и подготовка эта велась с самого раннего детства. Уже с трёхлетнего возраста тела мальчиков закалялись ежедневными купаниями в холодной воде, а периодические порки приучали их терпеливо переносить боль. «Когда дитя начинает говорить, - отмечает К. Т. Хлебников, - то родственники его, дяди и другие, имеют обязанность каждое утро купать его в речной или морской воде, не взирая ни на какие морозы, до тех пор, пока привыкает терпеть холод ... дядя, исполняя обыкновение, за непослушание и крик сечёт розгами».32 В сказании об акойском герое Дахкувадене говорится, что «в то время индейцы полагали, что ледяная вода делает храбрым и сильным», а потому дед купал мальчика в море до тех пор, пока «тело его не коченело, словно у мертвеца». Дахкуваден плавал в ледяной воде, спал без одеяла и в результате «стал сильным, как скала». Кроме того, «чтобы показать свою храбрость, укрепить тело и дух», взрослые мужчины также подвергали себя бичеванию, а иногда даже наносили себе во время купания в морской воде раны острыми камнями.33
Труды практически всех исследователей, записки путешественников и собственные родовые предания тлинкитов свидетельствуют о том, что война занимала в их жизни одно из важнейших мест. Однако при этом, как верно подметил Дж. Т. Эммонс, в истории тлинкитов нам практически неизвестны внешние войны, в которых весь народ мог бы сражаться против общего врага. Война всегда оставалась частным делом того или иного клана, куана или, в крайнем случае, коалиции нескольких из них. Причиной тому - описанная выше своеобразная организация племени.
По этой же причине были невозможны междоусобные войны, в которых все кланы одного куана совместно действовали бы против врага из другой общины - «браки, дружеские связи и экономические интересы являлись сильными факторами племенного единства, а сосуществование одних и тех же кланов в различных племенах [куанах] предотвращало их объединение с другими кланами друг против друга, так как клан был основной единицей в жизни тлинкитов. Он не признавал превосходства племенной власти. Все его члены были братьями и ... никогда не объединялись с другими против своих».7 Однако на свирепость и частоту междуклановых столкновений это никоим образом не влияло. Клановые истории полны описаний резни, кровной мести, войн между кланами, среди которых лишь иногда встречаются сообщения о стычках с соседями - эскимосами-чугачами, индейцами хайда и цимшиан.
Война обычно вырастала на почве кровной мести, а вызывал её ряд причин: убийство (зачастую на почве ревности), за которое не было уплачено достойной виры; оскорбление и ранение в ссоре; вторжение в чужие охотничьи угодья и спор из-за добычи; походы предпринимались также с целью грабежа и захвата рабов (в основном на юг) или для защиты своих торговых интересов (как то случилось в 1851 г., когда чилкатские кагвантаны разорили английский форт Селкирк в верховьях Юкона). Вспыхивали конфликты и по иным причинам. Так в год плохого улова лосося, будучи не в состоянии обеспечить себя припасами на зиму, жители Хуна-куана выслали на север военный отряд, который, однако, был истреблён чилкатцами. Американский исследователь Р. Олсон отмечал, что «даже ссоры между детьми могли вылиться в более серьёзные неприятности между кланами».8 При этом более могучие кланы гораздо скорее и охотнее реагировали на обиды и стремились к мщению, чем то делали представители слабейших родов.
Превосходство родовых связей над всеми прочими вело к ослаблению понятий о общеплеменной собственности на территорию. Отдельные местности - рыболовные, охотничьи, промысловые угодья - находились в коллективном владении тех или иных домохозяйств и кланов. Районы, не использующиеся ими, считались «ничейными» и посягательство на них чужаков не вело к войне. Примером тому может служить переселение людей Танта-куана к Кэйп-Фокс, близ которого стоял посёлок Санъя-куана, а также вторжение хайда-кайгани на о. Принца Уэльского. В обоих случаях войны не последовало, ибо пришельцами не были затронуты клановые владения аборигенов.9
Межклановые войны могли быть остановлены лишь при достижении равновесия потерь или же путём уплаты выкупа за ещё неотмщённых погибших. При подобных столкновениях прочие жители селения или куана оставались лишь зрителями или, в лучшем случае, посредниками-миротворцами (na'cani). «Частота клановых войн происходила из-за отсутствия индивидуальной ответственности, так как каждое действие отдельной личности вовлекало в события весь клан, фактически не имевший отношения к происшествию, - пишет Дж. Эммонс, - ... различная ценность жизни личностей, основанная на их социальном статусе, делала затруднительным уравнивание результатов. Жизнь вождя равнялась нескольким жизням людей иного общественного положения».10
Вооружение и доспехи. Хотя тлинкитское общество и не создало прослойки профессиональных воинов или военных предводителей, каждый тлинкит был превосходно снаряжён для битвы.
Неотъемлемой принадлежностью каждого мужчины, самым распространённым среди тлинкитов оружием был кинжал. Он постоянно носился в ножнах из жёсткой кожи, которые вешались на шею на широком ремне. На ночь его клали у постели. Оружие это так и называлось чиханат - «справа от меня, всегда наготове» или «вещь под рукой».11 Изначально кинжалы были каменные. Затем камень сменили медь и железо. Позднее появились кинжалы типа гватла (от gwała - «ударить»), с одним лезвием и резным тотемным навершием, но ранние кинжалы имели иногда два клинка - нижнее, колющее, и верхнее, более короткое, режущее. Находящаяся между ними рукоять обматывалась полоской кожи, коры или шнуром из человеческих волос. Закреплялось это длинным ремешком, который дважды обвивался вокруг запястья. Воин пропускал свой средний палец сквозь разрез на конце этого ремня - таким образом боевой нож намертво крепился к его руке и его невозможно было вырвать даже у убитого.12
Капитан Этьен Маршан, побывавший на Ситке в 1791 г., так говорит о вооружении тлинкитов: «Тхинкитанайаны (Tchinkitanayans) все вооружены металлическими кинжалами 15 или 16 дюймов длиной, от двух с половиной до трёх шириной, завершающимися остриём, обоюдоострыми - это оружие они наиболее тщательно хранят и с удовольствием чистят и полируют: гренадер не более гордится своей саблей, чем тхинкитанайан своим кинжалом; он носит его на заплечном ремне в кожаных ножнах и никогда не бывает без него, ни днём, ни ночью».13
К оружию ближнего боя относились также копья и палицы. Палицы, изготовлявшиеся из дерева, камня, кости и даже металла, применялись тлинкитами сравнительно редко. Уже в начале XIX в. они переходят в разряд фамильных реликвий. Согласно устным преданиям, увесистые дубинки с резными каменными навершиями носились вождями скрытно под одеялами и использовались при внезапных нападениях на личных врагов.14 Распространённым был тип палицы в виде кирки (так называемый slave-killer), представлявший собой церемониальное оружие вождей для ритуального убийства рабов. Это оружие состояло из слегка изогнутого отполированного каменного острия, насаженного на деревянную рукоять или вправленного в неё. Гораздо чаще, чем на войне, дубинки применялись в морском промысле.
Копья использовались равно и на войне, и на охоте (особенно медвежьей). Оба вида этого оружия представляли собой листовидный наконечник, металлический или каменный, прикреплённый к древку длиной в 6-8 футов. Подобные копья не метались, но вонзались в противника в рукопашной схватке. при умелом использовании то было грозное оружие. В коллекции Дж. Т. Эммонса находилось копьё, которым в бою ситкинцев со стикинцами был нанесён удар такой страшной силы, что оно прошло сквозь одного стикинца и пронзило другого, стоявшего позади.15
Подобно копью, лук также использовался и на войне, и на охоте, но на войне гораздо реже. Это объясняется отчасти тем, что тлинкиты обычно нападали на противника на рассвете, когда эффективность стрельбы из лука была минимальной. К тому же тлинкитские воины предпочитали рукопашную схватку, в которой не было места для лука и стрел. Известны, однако, факты применения этого оружия во время «морских битв» на каноэ, когда для защиты от стрел был разработан целый ряд специальных манёвров. При стрельбе лук держался горизонтально - также, возможно, чтобы удобнее было целиться с борта каноэ. Позднее, однако, лук был быстро вытеснен широким распространением огнестрельного оружия.
Кремнёвые ружья конца XVIII - начала XIX вв. били на 300-400 шагов, причём нарезные винтовки отличались большей кучностью боя. «Патрон состоял из бумажной гильзы, в которой помещались пороховой заряд и свинцовая круглая пуля. Для заряжания ружья необходимо было поставить курок на предохранительный взвод, полка должна была быть открыта; «скусить патрон», т. е. оторвать зубами донце гильзы так, чтобы не рассыпать пороха и не замочить его слюной; отсыпать из гильзы немного пороха (по возможности всегда одинаковое количество, чтобы заполнить им только желобок полки); зажать патрон двумя пальцами, закрыть полку; поставить ружьё прикладом на землю и всыпать остальной порох в ствол, при этом следует осторожно разминать патрон пальцами, чтобы в нём не осталось пороха; вставить в ствол пулю так, чтобы скомканная бумага осталась поверх пули. Шомполом досылали пулю к пороху, слегка прибивая её, но не сильными ударами, чтобы не раздробить пороховых зерен, потому что тогда отдача становилась сильнее и бой ружья изменялся. Шомпол ставили на место, курок взводили на боевой взвод: ружьё готово к выстрелу ... на один выстрел с заряжанием требовалось 1-1,5 минуты. При исправном оружии и припасах более ловкие стрелки могли делать 2-3 выстрела в минуту ... 5-6 выстрелов в минуту ... была рекордная цифра при самых благоприятных условиях стрельбы ... Заряжание нарезных кремнёвых ружей происходило подобным же способом, с той лишь разницей, что, когда заряд пороха всыпан был в ствол, пулю клали на кусочек просаленной тряпки (т. н. пластырь), положенной на дуло ружья; пулю вжимали в ствол ударами деревянной колотушки и досылали к заряду ударами шомпола. Заряжание нарезного ружья требовало гораздо больше времени сравнительно с гладкими ружьями».16 Но, несмотря на все недостатки огнестрельного оружия той эпохи, оно играло решающую роль в военных столкновениях, что быстро осознали индейцы Северо-Западного побережья.
Если при нападении на партию А. А. Баранова в 1792 г. тлинкиты ещё не применяли огнестрельного оружия, то уже в 1794 г., согласно рапорту Е. Пуртова и Д. Куликалова, у якутатцев было «множество ... ружей, а снарядов, как то пороху и свинцу сколко есть неизвестно».17 Ю. Ф. Лисянский сообщает, что в его время тлинкиты уже практически оставили лук, заменив его огнестрельным оружием. Оружие это получалось с европейских торговых судов в обмен на шкуры морских выдр. Для XIX в. наиболее типичным оружием такого рода является мушкет Компании Гудзонова Залива. Для него отливались свинцовые пули, но он мог стрелять и галькой. Известны и медные пули.18 Ружьё называлось уна («нечто стреляющее») или хан уна («военное ружьё»).
Воин, вооружённый мушкетом, должен был иметь при себе порох, пыжи, пули, а позднее и капсюли. Заряды хранились в особой корзине или в кисете из птичьей шкурки. Порох и капсюли помещались в сумочку из кишок. Использовались и пороховые рога. В коллекции, собранной Дж. Т. Эммонсом, имеется мерка для пороха из рога горного козла, вырезанная в виде орла. Она имеет «линию, размечающую внутри уровень 4-х драхм - полновесный заряд для охотничьего ружья 12-го калибра или лёгкий заряд для 10-го калибра. Ремешок, на котором она держалась, проходил через клюв орла».19
Известны и случаи использования тлинкитами пушек (анту уна - «ружьё внутри города»), как приобретённых у европейских купцов, так и захваченных у русских. Широко применялись на Северо-Западном побережье мушкетоны, стрелявшие картечью. Благодаря своим конструктивным особенностям, они были весьма эффективным оружием в ближнем бою, особенно против превосходящих сил неприятеля. Большой популярностью пользовались они среди морских торговцев: опасаясь внезапного нападения индейцев, они помещали на реи матросов, вооружённых мушкетонами.
Для сравнения следует отметить, что подчинённые РАК эскимосы и алеуты, составлявшие большую часть промысловых партий и боевых ополчений компании, в основном применяли на войне то же оружие, что и на промысле. По наблюдениям Ю. Ф. Лисянского, «кадьякское оружие состоит в длинных пиках, гарпунах и стрелках, которыми промышляются морские звери, как-то: киты, нерпы, касатки и бобры. Когда жители вели войну между собою, то вооружались большими луками ... и стрелами с аспидными или медными носками ... Китовый гарпун имеет в длину около 10 футов, с аспидным копьём, сделанным на подобие ножа с обоих сторон острого, который вставляется довольно слабо. Нерпячий не короче китового, с костяным носком или копьём, на котором нарезано несколько зубцов ... Здешние стрелки бросаются с узких дощечек (правою или левою рукою), которые держать должно указательным пальцем с одной стороны, а тремя меньшими с другой, для чего вырезаются ямки. Они кладутся перяным концом в небольшой желобок, вырезанный посреди вышеозначенной дощечки, и бросаются прямо с плеча».20
Нет сведений о применении кадьякцами и чугачами защитного вооружения в боях с тлинкитами, хотя сохранились образцы подобных доспехов и подробное их описание, сделанное иеромонахом Гедеоном. Он писал, что кадьякцы «на войне употребляли щиты кубахкинак из деревянных, толщиною менее полвершка, шириною в вершок и длиною на спине в 3 ½, а напереди в 2 четверти, крепко между собою жильными нитками связанных дощечек, к которым ещё прикрепляется нагрудник хакаать из тоненьких палочек в 1 четверть длины, так искусно и прочно между собою теми же нитками переплетённых, что копьё сильного ратника удерживать мог. Бывали также щиты, подобные нагруднику: ими прикрывали одно только туловище. Сверх сих щитов [доспехов] надевали ещё плащ улихтать, таким же образом из длинных дощечек сделанный, смотря по росту человека. Ошейником служила жильная сетка, коею, крепко скрутив, обвёртывали шею. Шапку имели из топольного дерева или из толстой звериной кожи. Вымарав краскою всё лицо, выходили на войну, держа в правой руке костяное копьё, а в левой лук. Колчан со стрелами повешен также на левой стороне. Лук бывает сделан в 2 аршина длины из американского кипариса ... У стрелок древко бывает длиною в 3 четверти и более, с наконечником оленьей кости, при трёх в одну четверть насечках и с каменным или медным на нём копьецом в полтора вершка».21
Огнестрельное оружие туземным союзникам РАК доверялось лишь в исключительных случаях и правление компании придерживалось такой практики вплоть до конца второго десятилетия XIX в., когда беспрестанные стычки с тлинкитами вынудили его пойти на снабжение ружьями и пистолетами своих партовщиков-аборигенов. В целом же и по вооружению, и по боевым качествам туземные ополчения РАК сильно уступали своему главному противнику - тлинкитским военным отрядам.
Вооружение самих русских промышленных также отнюдь не превосходило тлинкитских арсеналов ни численно, ни качественно. В 1803 г. укрепления РАК были снабжены медными единорогами (чугунных пушек, как отмечает К. Т. Хлебников, «было весьма немного»), а на вооружении артелей и гарнизонов находилось в общей сложности до 1 500 «ружей, винтовок и штуцеров».22 Относительно сравнительного достоинства огнестрельного оружия тлинкитов и русских, красноречиво свидетельствуют слова Н. П. Резанова, который в 1805 г. писал о колошах: «у них ружья английские, а у нас Охотские, которые по привозе отдаются прямо в магазины в приращение капитала компании и никогда никуда за негодностию их не употребляются».23 Подобный паритет в вооружении (а то и перевес в нём на сторону тлинкитов) является одной из главных особенностей русской колонизации Северо-Западного побережья. Это, в сочетании с малочисленностью собственно русских - служащих РАК, во многом объясняет тот факт, что обычно инициатива в военных действиях находилась в руках индейцев. За весь период вооружённых столкновений Компания предприняла лишь одно наступательное действие - знаменитый поход Баранова на Ситку в 1804 г., для осуществления которого пришлось напрячь все силы и даже использовать помощь извне (прибытие «Невы» под командованием Ю. Ф. Лисянского). В большинстве случаев русские предпочитали действовать путём дипломатии и на этом поприще приказчики и комиссионеры РАК стали настоящими мастерами.
Русские промышленные применяли в Америке, вероятно, огнестрельное оружие того же типа, что и охотники Восточной Сибири - кремнёвые винтовки, иногда переделанные из ружей военного образца. О применении характерных для сибирских охотничьих ружей сошек сведений не имеется. Известный знаток охоты А. А. Черкасов так описывал обращение с оружием восточносибирского промышленника: «На охоте в случае надобности промышленник быстро ставит или, лучше сказать, бросает саженки на землю, кладёт на них винтовку и, не торопясь, выцеливает свою добычу. Конечно, новичок, неопытный и непривычный к этому охотник, пожалуй, прокопается с таким инструментом и не скоро выстрелит; но зато посмотрите, как проворно и ловко стреляют из винтовок привычные зверовщики!.. Без сошек или без саженок сибиряки стреляют незавидно ... Здешние винтовки довольно тяжелы, почему держать их на весу, без помощи сошек, трудно ... средний вес сибирской винтовки с сошками можно принять от 12-14 фунтов».24 Немногим, вероятно, различалось и снаряжение сибирских и американских промышленников: «промышленник ... надевает на себя через плечо широкий ремень, называемый натрускою, к которому привешены всевозможные принадлежности охоты, а именно: спереди небольшая роговая пороховница, которая кладётся за пазуху; тут же заткнуты два готовых заряда в костяных трубочках ... сзади к ремню прикрепляется и отвёртка, и мешочек с запасными кремнями - всё это затыкается сзади за пояс, равно как и ножик ... и огниво с кремнем и трутом, и маленькая медная чашечка (с напёрсток) с горючей серой: это для того, чтобы можно было добыть огонь и во время самого сильного ненастья...» 25
Поскольку снабжение колоний оружием осуществлялось нерегулярно и без определённой программы, то вооружение служащих компании было зачастую весьма разнообразным. К судну В. М. Головнина в 1810 г. подъехали промышленные «вооружённые саблями, пистолетами и ружьями»;26 начальник якутатской крепости подарил индейскому вождю шпагу-трость, сохранившуюся до настоящего времени;27 после первого столкновения с облачёнными в доспехи тлинкитами, А. А. Баранов потребовал присылки ему кольчуг и панцирей. Подобные предосторожности были отнюдь не лишними, поскольку из-за отсутствия в колониях какой-либо квалифицированной медицинской помощи любая серьёзная рана могла оказаться смертельной. «Лечимся мы здесь, как Бог послал, - говорил А. А. Баранов в беседе с В. М. Головниным, - а кто получит опасную рану, или такую, которая требует операции, тот должен умереть».28 В особенно невыгодном положении оказывались промышленные при рукопашных схватках, которые были в такой чести у тлинкитов.
Тело тлинкитского воина было надёжно защищено против всех видов известного ему оружия, за исключением пушек. К числу санке'т, доспехов, относились: деревянные шлем и забрало («воротник»), дощатые деревянные кирасы, наголенники и наручи, рубахи-безрукавки из толстой кожи, боевые плащи из согнутых вдвое лосиных шкур, а позднее ещё и «куяки», усиленные металлическими полосами.
Шлем вырезался из древесного узла или корня, изображая собой лицо человека или морду животного, раскрашивался или покрывался шкурой, украшался инкрустацией из меди и раковин, пучками человеческих волос. Шлем одевался на голову поверх меховой шапки и крепился под подбородком кожаными ремешками. Шею и лицо до уровня глаз покрывал воротник-забрало, который поддерживался на месте петлёй или продолговатой деревянной пуговицей, зажатой в зубах воина.29
Кираса имела несколько разновидностей. Она изготовлялась из дощечек или комбинации дощечек и палочек, которые скреплялись вместе и оплетались тонко скрученными нитями сухожилий. отдельные части доспехов скреплялись кожаными связками. Нагрудник имел внизу V-образный выступ для защиты живота и гениталий. Руки от запястий до локтевого сгиба защищали наборные деревянные наручи, а такие же дощатые наголенники прикрывали ноги от колен до подъёма ступни.
Деревянные доспехи могли носиться в сочетании с кожаными доспехами. Кожаные рубахи-безрукавки достигали бедра, а иногда спускались и ниже колен. Они состояли из одного или нескольких слоёв шкур морского льва, лося или карибу. Многослойными бывали и боевые плащи. Подобные доспехи изготовлялись из согнутой пополам шкуры, где сбоку прорезалось отверстие для левой руки, а верхние края скреплялись, оставляя отверстие для головы. Защищённая левая сторона подставлялась врагу в боях, особенно во время поединка на ножах. Внешняя поверхность расписывалась тотемными символами. В 1870 г. американскими этнографами на Ситке были приобретены два своеобразных «жилета» из трёх слоёв дублёной кожи с пришитым воротником. Они были обшиты вертикальными рядами медных матросских пуговиц и китайских монет. Этот тип, бесспорно, появился уже в результате тесных связей с европейцами.30 Тлинкитские доспехи успешно выдерживали удары не только копий и стрел, но иногда даже мушкетных пуль.
Одно из ранних описаний бойца в полном вооружении дал в 1791 г. испанский художник Т. Суриа, участвовавший в экспедиции Маласпины в Якутат: «Сражающиеся индейцы надевают всё своё вооружение, нагрудник, спинные латы, шлем с забралом или тем, что выполняет его роль. Грудные и спинные доспехи есть род кольчуги из досок в два пальца толщиной, соединённых шнуром, который переплетает их как спереди, так и изнутри, равно соединяя их. В этих точках соединения нить берёт противоположное направление; получается чехол, который не может пробить стрела даже здесь, а тем более в толстых частях досок. Этот нагрудник привязывается изнанкой к телу. Они носят передник или броню от талии до колен, того же самого рода, который может мешать им ходить. Тем же самым материалом они покрывают себе руки от плеча к локтю, а на ногах носят некие ноговицы, достигающие середины бедра, шерстью внутрь. Шлемы они изготовляют различных форм; обычно это кусок дерева, крупный и толстый, столь большой, что когда я надел один такой, то весил он так же, как если бы был из железа ... чтобы прикрыть лицо они опускают от шлема кусок дерева, который окружает его и висит на неких кожаных подвязках, соединяясь с другими, одна из которых идёт вверх из-под подбородка. они соединяются у носа, оставляя в месте стыковки смотровую щель. Примечательно, что перед тем, как одеть свои доспехи, они облачаются в платье, подобное женскому, но тяжелее и толще, особо обработанное. Они вешают catucas [колчаны] и перекидывают луки через плечо, позади которого и висит колчан. Они сжимают в руках короткое копьё, нож и топор. Таково снаряжение воина. Копьё есть тяжёлый шест из чёрного дерева, хорошо обработанный, к концу которого привязано лезвие большого ножа, какие получают они от англичан в обмен на свои шкуры ... Топор - из чёрного камня, размера, формы и заострённости наших железных топоров. Они крепят его к прочной палке и используют как на войне, так и для других нужд».31
Кинжалы, палицы, а также боевые шлемы и ружья, подобно домам и каноэ, получали особые названия (например, кинжал-Касатка, шлем Шапка Ворона и пр.).
Методы ведения войны. Вопросы войны и мира решались советом мужчин клана. Помимо того, предводитель похода (обычно клановый вождь, его брат или племянник) совещался с шаманом, который провидел планы противника и боролся с враждебными духами. Личность самого предводителя играла столь важную роль, что о сама война расценивалась, как его личное дело. «Чья это война?» - спрашивали воинов, встреченного на пути отряда. «Это война такого-то», - отвечали они.34
Согласно общепринятым правилам, нападение на врага происходило спустя несколько месяцев после формального объявления войны. За это время противники успевали приготовиться в враждебным действиям - запастись продовольствием и выстроить себе крепость (ну).35 Иногда укреплялись и постоянные селения, но обычно клан, вступивший в войну, строил себе форт на небольшом островке или на вершине скалистого мыса. Как правило, подобные крепости представляли собой несколько жилых домов, обнесённых мощным частоколом. В начале XIX в. умело выстроенный палисад мог противостоять даже артиллерийскому огню. Каждая крепость получала своё имя. Нередко в таких фортах укрывались и незамешанные во враждебных действиях жители селения. Они, видимо, полагали, что там им будет гораздо безопаснее. Вместо того, чтобы штурмовать крепости, тлинкиты предпочитали брать их измором или хитростью. Открытый приступ, как правило, приводил к поражению осаждающих.
Поселения, как укреплённые, так и неукреплённые, охранялись: в случае начала войны выставлялись дозоры из молодых воинов. Отличительным знаком разведчиков и караульных было одно перо в волосах. «Если они видели молодого парня, бегущего по селению с одним пером, торчащим у него на затылке, это означало войну ... каждый знал, что пришли враги, если видел одно перо».36
С началом войны воины проводили целую серию подготовительных обрядов. Они соблюдали четырёхдневный пост, а на половые отношения накладывалось табу. Боевые каноэ на четыре дня помещались на специальные подпорки. Перед выступлением в поход разыгрывались «учебные бои», «связывались» и «убивались» деревянные фигурки, изображающие вражеских воинов. Это должно было обеспечить удачу в схватках с настоящим противником. Такие же фигурки воины перебрасывали своим жёнам из каноэ перед отплытием. Считалось, что если женщина не поймает фигурку, то муж её может погибнуть. В отсутствие воинов их жёны также исполняли ряд магических ритуалов и соблюдали строгие табу. 37
Как правило, военные походы совершались по морю. Архимандрит Анатолий писал, что тлинкиты, «отличаясь храбростью и неустрашимостью ... предпринимали нередко походы морем ... подобно викингам, на огромные расстояния, причём в одни сутки, при благоприятной погоде, проезжали по 150 и 200 миль, то есть около 300 вёрст».38 Размеры флотилий могли достигать нескольких десятков батов - этим якутским словом русские по привычке называли боевые каноэ тлинкитов (яку). Так в поход против куана Хенъя чилкатцы выслали 60 каноэ. Большие боевые ладьи вмещали в себя до 60 человек. Каждое каноэ имело своё имя. К. Т. Хлебников отмечал, что «главнейшее искусство колош состоит в обделании лодок или батов, которые весьма легки на ходу ... На них гребут короткими вёслами с обеих сторон, и никакое гребное судно не сравнится с ними в скорости хода ... изображения имён вырезаются на носу и на корме с разными фигурами».39
Иногда столкновения враждебных сил происходили на море, как то случилось в битве хуцновцев и стикинцев у современного Врангеля (Стикин-куан). В таких случаях особое значение приобретали и мореходные качества батов, и умелое управление ими, опытность кормчих и слаженность действий команды. Боевые манёвры военных каноэ описал Дж. Ванкувер, моряки которого испытали их на самих себе. Он рассказывает, как его баркас был атакован индейской пирогой, которой правила женщина-кормчий. Индейцы пытались остановить англичан. Когда капитан приказал открыть огонь, то индейцы, сгрудившись разом у одного борта каноэ, подняли противоположный борт и укрылись за ним от пуль, как за щитом. Отступая, они направляли свою пирогу таким образом, чтобы из-за её высокого резного носа преследователи могли видеть только быстро двигавшиеся руки гребцов, практически неуязвимых для вражеских выстрелов.40
В таких условиях особое значение приобретали боевая выучка и дисциплина воинов. Каждый из них имел в каноэ своё, строго закреплённое за ним, место. Если в походе кто-либо погибал, то на его месте при возвращении домой привязывалось вертикально стоящее весло и встречающие женщины, лишь завидев издали приближающееся каноэ, уже знали, чей муж, сын или брат расстался с жизнью на этой войне.41 На носу головного каноэ военной флотилии находился «адмирал» (шакати). Дж. Р. Свэнтон упоминает также о «человеке на носу», отличая его от главы отряда. Этот человек исполнял обязанности разведчика и часового, а когда отряд останавливался на ночлег, «он шёл вперёд и осматривал место и они не ложились спать, пока он не сделает этого».42 Глава военного отряда именовался «генералом» (хан кунайе). Каково было реальное распределение обязанностей между этими тремя членами экспедиции сказать трудно, поскольку сведения о каждом из них почёрпнуты из разных источников.43
По пути к цели своего похода воины продолжали поститься, соблюдая пищевые табу, а также носили на головах специальные шаманские шляпы. предводитель и «человек на носу» питались отдельно от других.
Скрытно подплыв к враждебному селению, воины высаживались на берег, облачались в доспехи и раскрашивали лица чёрной краской - «в цвет смерти». У враждебных индейцев Ситки, которые приблизились к судну Ю. Ф. Лисянского, лица «испещрены были красной и чёрной краской; у одного от самого лба до рта сделан чёрный круг наподобие полумаски, борода [подбородок] же и прочие части вымазаны светлой чернетью».44
На рассвете они нападали на селение, убивая мужчин, захватывая в плен женщин и детей. «Нападая врасплох, они не дают пощады мужчинам и убивают всех; но женщин обыкновенно щадят и берут в невольницы (куух)»,45 - сообщает К. Т. Хлебников. Да и сами мужчины, особенно благородного происхождения. предпочитали смерть плену и рабству. В бою, столкнувшись с безоружным мужчиной, женщиной или ребёнком, воин спрашивал о их клановой принадлежности. Лгать в таких случаях было не принято даже при угрозе немедленной смерти. Считалось позором избежать гибели ценой отречения от принадлежности к своему клану. Пощада же, дарованная врагом, могла выглядеть оскорблением. Так известна история о раненом воине, которого победитель отказался добить, заявив: «Ты не стоишь того, чтобы погибнуть за смерть такого-то». Раненый затем молил о помощи членов нейтрального клана, но унижение не спасло его и он был убит одним из них. Мать погибшего, узнав о позорном поведении сына, перерезала себе горло от стыда.46
Сходясь в схватке, воины издавали боевой клич, звучавший обычно, как gwi или hu. Кроме того бойцы подражали голосам своих тотемных животных. Если перед битвой было время, то стороны обменивались угрозами и оскорблениями. Особых военных песен у тлинкитов не существовало и они «укрепляли свою храбрость и подстёгивали ненависть, стуча в барабаны и ударяя копьями. Это называлось ... «делаться безумными».47 Захваченное селение грабилось, а дома сжигались. Об этом свидетельствуют, например, остатки сожжённых построек, обнаруженные при раскопках на Найт-Айленд в Якутате.48 Особо ценной добычей считались родовые реликвии и оружие с тотемными именами. После убийства противника победитель мог присвоить себе его церемониальное имя, знаки для раскраски лица и другие личные прерогативы убитого.
В целом тлинкитские военные действия «состояли из внезапных нападений на селения или незащищённые стоянки и столь же быстрых отступлений до того, как атакованные смогут собрать все свои силы ... Охотничья сноровка, от которой зависела жизнь, учила коварно перехитрить противника, терпеливо выжидать своего времени и, превыше всего, вначале обеспечить себе самозащиту. Идея открытого боя не привлекала тлинкита. Причиной тому было не отсутствие личной храбрости - когда требовалось положить жизнь за честь клана, он без колебания шёл вперёд безоружный, не зная страха, чтобы принять смерть от ожидающих его копий и ружей».49 Так писал хорошо знавший тлинкитов Дж. Т. Эммонс.
Боевые трофеи. Убитые враги обезглавливались и скальпировались. Головы и скальпы, по словам индейских информаторов Ф. де Лагуны, забирались в равной мере в качестве напоминания и об убитом враге, и о собственной смерти. Отрезанные головы складывались под лавку на корме каноэ, а при возвращении домой поднимались на шестах на носу. Тогда же с черепов снимались скальпы (du cada dugu, «кожа вокруг его головы»), которые развешивались по бортам каноэ, по прибытии в селение вешались на балках снаружи дома. Считалось хорошей приметой, если при этом скальп качался не параллельно борту каноэ, а вправо от него. Женщин и детей тлинкиты никогда не скальпировали. Родственники погибших обычно старались вернуть их головы или скальпы. С целью не допустить захвата врагами этих трофеев, воины могли даже сами скальпировать и обезглавливать своих павших товарищей, если не было возможности вынести с поля боя их тела.50 Скальпы эти передавались семьям убитых, где хранились в качестве фамильных реликвий. В индейских преданиях говорится: «Если ты любишь своего брата, забери его скальп ... Иначе они отрежут голову ... Они будут держать волосы покуда живы. Высушат и будут держать, думая, что это подобно человеку ... Если враг убьёт тебя, они отрежут тебе голову. Твой дух пойдёт вверх без головы ... Я не знатен, не вождь и не племянник вождя, так что они не отрежут мне голову. Но если я важная персона, то они отрежут мне голову. Они будут использовать мои волосы и скажут: «Это - такой-то».51 Добытые скальпы действительно применялись при проведении некоторых церемоний, а также для украшения праздничных нарядов. Дж. Эммонс в конце XIX в. осматривал шесть скальпов - «все были мужские ... один из них был украшен шкуркой горностая, другой имел квадратики из халиотиса, привязанные через отверстия в ушах. В последние годы люди не склонны показывать эти трофеи. Они слишком ценны и демонстрируются только в особых случаях».52 Скальпы, взятые ради выкупа за жизни убитых, назывались awusa или aga gawusa auat sayadi - «уравнивающий трофей».
Плен и рабство. Пленников обращали в рабство, но могли освободить за выкуп. Иногда их подвергали жестоким пыткам и умерщвляли. Со слов якутатских аманатов И. И. Баннер описывал муки пленников - им «по частям отнимают члены, колют и дают небольшие раны для одного мучения и страдания, или тела рвут крючками, или, разрезав, вытягивают внутренность и мотают кишки, снимают с живых кожи».53 О том же свидетельствует и капитан Ю. Ф. Лисянский: «Со своими пленниками они поступают жестоко: предают их мучительной смерти или изнуряют тяжкими работами, особенно европейцев. Если кто-нибудь из последних попадётся к ним в руки, то нет мучения, которому не предали этого несчастного. В этом бесчеловечном деле участвуют самые престарелые люди и дети. один режет тело попавшего в плен, другой рвёт или жжёт, третий рубит руку, ногу или сдирает волосы. Последнее делается как с мёртвыми, так и с измученными пленниками, и совершается шаманами, которые сперва обрезывают вокруг черепа кожу, а потом, взяв за волосы, сдёргивают её. После этого головы несчастных жертв отрубаются и бросаются на поле или выставляются напоказ. Этими волосами ситкинцы украшаются во время игр».54
Пребывание в неволе считалось позорным, особенно для благородных анъяди, и после освобождения им следовало пройти через очистительные ритуалы. Подобные же обряды в бане-потельне совершали и вернувшиеся из похода воины.
Заключение мира. Мир между враждующими сторонами заключался обычно при посредничестве на'кани, «клана зятьёв». Это были мужчины, женатые на женщинах представляемого ими клана, но сами не принадлежащие к кланам, замешанным в войну. Послы мира торжественно прибывали в селение противника, заранее оповещая о своей миссии и выставляя на своих каноэ знаки мира - белые перья и птичьи хвосты, белые шкуры, поднятые на шестах. После согласования условий мира и размеров выкупов за неотмщённых ещё сородичей, происходила главная церемония - обмен заложниками. Число их обычно бывало 2, 4 или 8, а назывались они «олени» (quwaka'n) - «так как олень кроткое животное и представляет собою мир». То были люди знатные и считалось честью войти в их число. Яркое описание церемонии размена аманатами даёт К. Т. Хлебников:
«Обе стороны выходят на равнину с кинжалами, мужчины и женщины, и первые, которым надобно схватить аманата (лучшего из противников, более уважаемого по связям родства и старшинству) показывают вид наступательный, машут копьями и кинжалами; кричат, вторгаются в середину неприятеля и схватывают избираемого заложника, который скрывается в толпе своей партии. Тут с криком, изъявляющим радость, исполнение желаний и окончание войны, поднимают его на руки и относят на свою сторону. Разменясь подобным образом, каждая сторона заложника своего содержит лучшим образом, доставляя ему всевозможные услуги: не позволяют ходить, а всегда на первый случай носят на руках, и проч. ... Торжество мира заключается плясками с утра до вечера и обжорством ... Наконец, заложники отвозятся на жильё новых друзей и проживают год или более; потом возвращаются и снова плясками подтверждают прочность союза».55
* * *
Прибывшим в конце XVIII века в страну тлинкитов русским промышленным поневоле пришлось постигать сложные обычаи войны и мира аборигенов, в полной мере считаться с ними.
КОММЕНТАРИИ
1 Анатолий, архимандрит. Индиане Аляски. Одесса, 1906. С. 11-13.
2 Хлебников К. Т. Русская Америка в записках Кирила Хлебникова: Ново-Архангельск. М., 1985. С. 71.
3 Гринёв А. В. Индейцы тлинкиты в период Русской Америки. Новосибирск, 1991. С. 28-30.
4 Там же. С. 54-55.
5 Хлебников К. Т. Указ. соч. С. 86.
6 Гринёв А. В. Годовой цикл индейцев тлинкитов // Экология американских индейцев и эскимосов. М., 1988.
32 Хлебников К. Т. Указ. соч. С. 80.
33 Laguna F. de, Opit. cit. P. 282; Emmons G. Opit. cit. P. 335.
7 Emmons G. The Tlingit Indians. Seattle & London - New York, 1993. P. 328.
8 Olson R. Social Structure and Social Life of the Tlingit in Alaska // Anthropological Records, vol. 26. Berkley & Los-Angeles, 1967. P. 69; типичным примером многолетней кровной вражды между кланами может служить история знаменитой войны между кагвантанами и нанъяайи, тянувшейся более ста лет (Зорин А. В. Война между северными кагвантанами и нанъяайи Стикина // Первые американцы. 1998. № 3. С. 52-56.)
9 Ibid. P. 70.
10 Emmons G. Opit. cit. P. 342.
11 Ibid.
12 Ibid. P.340.
13 Ibid. P.347.
14 Ibid. P.338.
15 Ibid. P.337-338.
16 Маркевич В. Е. Ручное огнестрельное оружие. СПб., 1994. С. 193-194.
17 Тихменев П. А. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий её до настоящего времени. СПб., 1861. Ч. 2. Прил. 2. С. 65.
18 Laguna F. de, Under Mount Saint Elias: The History and Culture of the Yakutat Tlingit. Pt. 1-3. Washington, 1972. Р. 590.
19 Ibid. P. 589.
20 Лисянский Ю. Ф. Путешествие вокруг света на корабле "Нева". М., 1947. С. 185-186.
21 Русская Америка по личным впечатлениям миссионеров, землепроходцев, моряков, исследователей и других очевидцев. М., 1994. С. 61.
22 Тихменев П. А. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий её до настоящего времени. СПб., 1861. Ч. 1. С. 118.
23 Тихменев П. А. Указ. соч. Ч. 2. Прил. 2. С. 207.
24 Черкасов А. А. Записки охотника Восточной Сибири. М., 1990. С. 34.
25 Там же. С. 51.
26 Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана Вып. 2. СПб., 1861. С. 70.
27 Laguna F. de, Opit. cit. P. 260.
28 Материалы для истории... С. 72.
29 Emmons G. Opit. cit. P. 342; Ратнер-Штернберг С. А. Музейные материалы по тлингитам. Очерк III. Предметы вооружения и военные обычаи и обряды // Сб. МАЭ. Т. IX. Л., 1930. С. 167-186; Henrickson S. "Ter-ryfying Visages": War Helmets of the Tlingit Indians // American Indian Art Magazine. 1993. Vol. 19, № 1. P. 48-59.
30 Ibid. P. 344; Keepers of the Totem. Alexandria (Virg.),1993. P. 138.
31 Emmons G. Opit. cit. P. 346.
34 Olson R. Opit. cit. P. 71.
35 Ibid.
36 Laguna F. de, Opit. cit. P. 582.
37 Emmons G. Opit. cit. P. 335; Laguna F. de, Opit. cit. P. 583.
38 Анатолий, архимандрит. Указ. соч. С. 4-5.
39 Хлебников К. Т. Указ. соч. С. 86-87.
40 Emmons G. Opit. cit. P. 347-348.
41 Ibid. P. 336.
42 Swanton J. R. Social Condi-tions, Beliefs and Linguistic Relationship of the Tlingit Indians // Annual Reports Bureau of American Ethnology. 1908. № 26. P. 450; там об этом лице говорится именно как о "the bow man ... [who] acted as scout and senti-nel", а не как о bowman, "лучнике".
43 Laguna F. de, Opit. cit. P. 583.
44 Лисянский Ю. Ф. Указ. соч. С. 148.
45 Хлебников К. Т. Указ. соч. С. 89.
46 Olson R. Opit. cit. P. 71.
47 Laguna F. de, Opit. cit. P. 584.
48 Ibid.
49 Emmons G. Opit. cit. P. 329.
50 Laguna F. de, Opit. cit. P. 584.
51 Laguna F. de, Opit. cit. P. 584-585.
52 Emmons G. Opit. cit. P. 336.
53 К истории Российско-Американской компании. Красноярск, 1957. С. 130.
54 Лисянский Ю. Ф. Указ. соч. С. 212.
55 Хлебников К. Т. Указ. соч. С. 84.
