Был вечер. На город опускались сумерки, а старший уже ехал домой. Так как он не спал уже несколько суток, – даже рабочий процесс, предполагающий физическую силу и маломальскую осторожность, даже морозный воздух  - ничто не могло  вывести его из состояния сомнамбулы, которое Юджин себе предсказал еще прошлой ночью. Это ж надо так! Его никто не пожалел,  куда уж там.  А день прошел, как обычно, в рутине, что позволило техасцу положиться исключительно на рефлексы и отключить свой воспаленный мозг на какое-то время. Включил лишь тогда, когда часы в цехе пробили шесть. В молчании Рэтклифф вышел из здания, в нем же провел остаток пути до дома, клюя носом. Хорошо хоть дорога, которая петляла до дома,  была не основной, так, жалкий проселочек, где – раз на раз не приходится – находишь и поваленное дерево и прочую подобную радость, которая мешает машине проехать.   Короче говоря,  вылез бы реднек в город, тотчас бы проштрафился, хотя не пил, нет, ничего не потреблял – просто спать хотел. 
Ба поутру ловко заштопала порез, обработала по всем правилам – ей было не впервой – и затянула бинт, после чего ненароком подсунула своему любимцу дополнительную пачку оладий.  Приняв это за окончательное примирение,  Юджин и сам успокоился, а то решительное штопанье руки акриловой ниткой на проявление светлых и нежных чувств не походило.  Вот так, благодарно доев стряпню Ба, Юдж покинул дом, не забыв зло покоситься на Тэт, когда представилась такая возможность.  Когда сумерки опустились на округу, Юджин уже лег спать, не забыв   переговорить с бабкой по поводу  мелочей, связанных с подвешенной в сарае. Старушка, как видится, отнеслась с пониманием и, уложив приготовленный ужин в холодильник, сама отправилась к себе. 
Бессонница, на которой нынче сводился весь белый  свет старшенького, дала о себе знать в первом часу, как и вчера, собственно говоря, Рэтклифф проснулся чуть ли не в холодном поту, прекрасно понимая, что не выспался,  но уже хочет побыстрее вскочит с кровати и чем-нибудь заняться. На кухне к тому времени до сих пор горле свет. Может, он проспал не так уж и долго?
Нет, на выставленном на столе будильнике стрелки сходились к полуночи, черт возьми.  Юджин провел руками по лицу, но все же скинул одеяло и поднялся, нацепляя  свои  незаменимые джинсы и какую-то футболку, что первая попалась под руку. 
Свет  внизу погас через какое-то время, отчего старший недобро сощурился,  но продолжил одеваться. С волосами он поступал как обычно: проводил пятерней в надежде на то, что пальцы не застрянут.  Повезло и в этот раз. Он всерьез вознамерился спуститься, чаю, что ли попить, коли спать неохота, о том, что Тэт может оказаться внизу, даже не думал, не до этого было. У нее свои проблемы, у него свои. Ну, сошлись они в неравном поединке вчера в сарае, так что же – плакать, терзать себя мыслями из серии «Ах, если бы!». Нет.  Он слишком устал.  К тому же, если и воспринимал Татью серьезно, то точно не сейчас, оценив уже ее силы и вкусы с незначительно близкого расстояния.
Позевывая то и дело,  старший спустился вниз, где  ни зги не было видно. Он, впрочем, подвил в себе желание воспользоваться переключателем, дабы не потревожить святое семейство. Если Ба просто заведет старую, покряхтывающую шарманку о том,  что ночью спать положено, то Бадди может сообразить нечто посерьезнее. В такие моменты, когда у самого в голове все было вперемешку, Юджин особо проникался чужим миром, который представлял собой средний брат.
Тот будто бы  просидел всю жизнь в небольшой хибарке, за закрытыми окнами, отрешенно глядя на чужой мир снаружи. Неплохо, должно быть, жить и так. Впрочем, да, кому бы такие проблемы..
После похода в ванную за новой пачкой бинта  Юдж направился непосредственно на кухню. Глаза уже попривыкли к темноте, а потому он с порога узнал в силуэте у окна Татью, оставалось изобразить сердечный приступ, но старший только фыркнул, обозначая свое присутствие:  у них же война, притом холодная, сколько уж лет идет – одному черту известно.
- Чего не спишь? – как-то без интереса  кинул Юджин,  не намереваясь с порога кидаться на нее с ножом. Неохота было.  Он, положив картонный кулек с бинтом на стол, направился к чайнику. Сунул нос, проверить, как оно там, – не зацвело ли – после пододвинул к себе одиноко стоящую у хлебницы кружку и налил с половину заварки, немного взбодриться.
-Ты там, кажется,  чего-то хотела? -вид, как ни странно, пристыженный, отчасти обозленный. Старший отодвинул стул  и  тяжело не него опустился, заняв позицию у плиты.

Сделав еще пару глотков, Рэтклифф старший отставил кружку  обратно на  кухонную  тумбу и, выгнувшись,   стащил со стола пачку бинта.  Спускался же вниз как раз за тем, чтобы  сменить повязку. Ба наказала делать это с  больно уж мудреным расчетом,  но вспомнив о том, что может случиться,  будь ты хоть капельку неаккуратным с такой дыркой,  Юджин решил нужным  поменять  бинты тотчас же.  Так ему было как-то спокойнее. Но не рядом с Тэт, само собой.  Даже если ты находишься под крышей собственного дома, все равно – как на иголках, зная, что эта весьма эффективная разновидность проказы  околачивается где-то неподалеку.  Только вот толку от нее: больше лает, может прикусить для острастки, не больше. Впрочем, Юдж уже не понаслышке был знаком с некоторыми пристрастиями  младшенькой.
В конце концов, что тут такого, если он просто приволок свое бренное старческое тело для того, чтобы совершить нехитрую медицинскую процедуру? Не напоказ  же делает – так надо, пусть что хочет, то и делает, он еще оскалит зубы, пусть будет уверена.  Пусть только сунется.
-Какая прелесть, а ты все кидаешься своими детскими комплиментиками? Мозгов так и не появилось… – протянул он сухо, развязывая бинт, едва заметно  морщась.  Сняв наконец  повязку,  старший недовольно воззрился на неаккуратные стежки и потемневшие края кожи,  все выглядело не лучшим образом, впрочем,  воспаления как такового, которое можно было назвать опасным,  обнаружено не было.
- Да так… Подумал, не совсем ли ты двинулась умом, раз сидишь себе в темноте на кухне в такое-то время.  – И это он сказал, который  тоже, вроде бы,  не особо горел желанием оставаться у себя. Поиски конфликта – не основная ли цель, без них, что, слишком скучно.  Отложив на какое-то время подранную, пропитанную сукровицей марлю,  Юджин взялся за  новую пачку и вскрыл ее достаточно  быстро.  Странное замечание по поводу  облысения привело мужчину в некое подобие замешательства, он отвлекся от своего важного занятия и повернул голову к сестре; глянул на нее недоуменно, будто бы выискивая подвох, хмыкнул и отвернулся.
- С хуя ли я должен лысеть? Наследственность не пропьешь…Или, как ты там любишь? Гены пальцем не сотрешь? Так вот, это относится не только к нашему обоюдному желанию  делать кому-то больно. -  Он пожал плечами.  Вскрыл все же таки пачку и принялся доставать ее содержимое наружу. Бинты сейчас делали уже не те – почти решето,  чем такой поможет, разве что выбившимися из ряда нитками заткнет рану.
-Да,  вот кого надо на корм свиньям пустить.  – Зло пробормотал себе под нос Юджин. Ничего не поделаешь, надо пользоваться тем, что имеешь.
Младшенькая тем временем  снова взъелась, точнее, решила продолжить их чудный диалог, медленно, мизерными порциями,  подливая масло в огонь. Нехорошо оно как-то получалось:  поскольку Юджин, слегка ободренный чифирем,  уже начал таить злобу на производителей медицинского скарба -  острые фразочки Татьи его несколько покалывали.
-Что ты? – изумился старший,  стараясь зафиксировать  новый бинт на предплечье.
- В кои то веки  моя душенька может быть спокойна, спасибо большое. Нет-нет, если я начну радоваться – ты  тут же активизируешься. – Запричитал в своем стиле, куда уж без этого. Благо с повязкой почти разобрался. Марля в несколько слоев  обвила руку и держалась, вроде бы, достаточно плотно. Порвав зубами  распушившийся край бинта, Юджин смог наконец  расправиться с процедурой.  Старое тряпье он  отправил в мусорку так же непринужденно.

Тут он вспомнил о кое-каком уроке, преподанном Джонни.  Юджину тогда, дай бог, было  лет десять, если не меньше.  Набравшись, лежа за домом  у забора  с видом расслабленного паралитика,  отец поведал  первенцу  об одной слишком уж глубокой мысли.  Сейчас, вспомнив о ней, старший не смог сдержать злорадной  ухмылки, однако, делиться не стал.
Перевязавшись, он снова схватил кружку и отпил чая.
- А, ежели не начну, так тебе оно будет спокойнее? Давай, порадуй уж меня наконец: как ты собиралась разрешить конфликт, который у нас появился  прямехонько в день твоего рождения. Нехуевая такая  задачка.  Впрочем, если ты окончательно решила ебануть меня бритвой, готовься – парочку совершенно неаккуратных дырок  и я тебе обеспечу. Ага. - Он кивнул.
- Бедная Тэтти, продырявленная наша деточка, аж слеза наворачивается.

Отредактировано Eugene Ratcliff (2013-05-31 08:52:30)

Придаваться дивным воспоминаниям долго не пришлось, как и не удалось  спокойно допить чай.
Юджин с нескрываемым  недовольством поглядывал на Татью, ожидая от нее,  хорошей и замечательной, поспешных действий. Нет,  в его понимании сестрица была  хитрая, точно лисица, такая же проворная и коварная, не хуже Лукавого, так как с окружающими, так казалось Юджу, вела она себя совершенно иначе, нежели в особо «тесном семейном кругу», который не включал в себя ни бабку, ни средненького.  Кто знает, может, это очередной обман,  идентичными Тэт разбрасывается с самозабвенной легкостью, а он, старый дурак, ведется, как следствие, злится -   придумывает себе что-то, уже предвидит скорый конец.  Нет, не допустит. Решено.  Не может быть, чтобы  мелкая пигалица, навроде этой,  так легко, не прожив и половину отведенных лет,  избавится от  него, мудреного опытом.
Откуда у нее такому взяться?
Юджин и ухом не повел на ее удивительно короткие, даже не особо колкие ответы.  Будто бы Тэт в самом деле устала от их  театра абсурда, взяла перерыв и никак не может найти былой ритм.
-Заболела, что ли? – Юджин поспешил забить остальные мысли чаем, который до сих пор оставался достаточно горячим, чтобы им можно было обжечь небо, язык, десны  - не самый приятный букет ощущений, по крайней мере, для того, кто не шибко любит наносить вред себе самому.  Рэтклифф задумчиво провел рукой по свежему бинту, чувствуя кожей неприятно жжение. Проклятые нитки. Если Тэт захочет покоцать родственника  прямо сейчас, ей и  семи пядей во лбу не понадобится для того, чтобы  попытаться  разворотить уже имеющуюся рану. Нехороший расклад, учитывая то,  как эта сучка заводится от  орудования своей драгоценной бритвой. Это  Татья только кажется спокойной,  на деле же – в любой момент может  полоснуть лезвием по горлу – попробуй к ней только приблизиться.
Все это время Юджин не отводил от не глаз, внимательно выискивая те или иные эмоции, коими можно было бы поживиться.  Особый вид  энергетического вампиризма, если и проявлялся в крайне странной натуре старшего,  то делал это нечасто и ненадолго.  Привычная снисходительность, но что-то в последнее фразе Юджа насторожило, он непреднамеренно прижал голову  к плечам – не зря. Когда кипяток полетел в лицо,  Рэтклифф только и успел отгородиться от чая согнутой в локте, здоровой рукой.
-С-с-сука! -  прошипел техасец, моментально хватаясь за близлежащий предмет… Близстоящий, если быть точнее, так как им оказалась его собственная кружка, в которой кипятка еще было наполовину.  До аккуратного выплескивания  Юджин скатиться не мог, куда уж там: мужчина со всей дури метнул в сестренку  посудой, не особо думая в этот момент над сохранностью  прочей кухонной утвари.  Исход южанина волновал мало, он, опрокинув – ну еще бы! – стул,  буквально отскочил в сторону, прижимаясь спиной к стене, как то не так давно делала подвешенная в сарае Эйвери. Более  старший ничего не произносил,  одной рукой он продолжал  прикрывать глаза,  свободной, раненной,  потянулся за ножом.

Юджин продолжал зло шипеть из своего темного угла,  в который ему, по-хорошему, не мешало бы забиться, в надежде переждать страсти, коими загорелась Тэт.  Гляди-ка и кофтенку свою сняла и   новое оружие подготовила -   лишь чай зря расходует.  Но об экономии мужчина нынче не думал, не приходилось, он отнял руку от лица. Глаза до сих пор  жгло, как и кожу,  приходилось щуриться, часто и нервно моргать, не прекращая  стискивать зубы.
Что и говорить,  Юджин был вне себя от злобы,  тут и  знать его самого хорошо не требовалось, тут все читалось по самой ситуации. Если бы кто-то нормальный получил такой замечательный «плевок» в лицо, должно быть, перепугавшись, помчался бы прочь, сбивая с пути все и вся.  Но старший-то знал, что на этом этапе их с Татьей взаимоотношений  чей-то побег сулит немедленную и постыдную капитуляцию,  а он сдаваться не хотел, не по статусу.
- Ты слишком большого о себе мнения, шлюха!  И если ты думаешь, что подобное сойдет тебе с рук… - реднек  отбросил с лица несколько прилипших, мокрых прядей, похоже, в эту ночь Юджин Рэтклифф не лишился зрения окончательно, хотя и побаивался подобного стечения обстоятельств,   и  то правда.
-Ты глубоко ошибаешься, Татья! -  угрожающе, в полголоса.
- Кипятком морят тараканов, так что ты немножко попутала,  черт тя знает, где именно,  убогонькая ты наша… - Юджин даже хмыкнул, чувствуя, как при этом неприятно стягивает кожу.
Нож он из ножен вытащил, лезвие моментально направилось на девушку.
-Ишь,  не похоже, что ты свою драгоценную шкуру  так бережешь,  хочешь, чтобы я на тебе твоих «любимых» дырок понаставил? А?  Это я мигом.   -  Теперь стоило поторопиться и придумать, как обойти  очередную порцию кипятка, которая за первой непременно последует, уж Тэт себя сдерживать не станет.
-Я на тебя потом посмотрю,  глядишь, тоже какой-нибудь приз получишь. Неприятно, а? -  и это он спрашивал ее, тот, кого только минуту назад ошпарили, как свиную тушу перед засолом.
Злость, несмотря на активизировавшуюся потребность в трепе,  никуда не делась. У Тэт были определенные преимущества,  еще бы, она же действовала только так. Сначала ненароком приводила к насилию, чтобы оное в итоге вылилось на нее. А что потом? «Я не виновата!» - вот что. В этот раз Юджин собирался довести дело до конца,  до такого, чтобы  бы эта коза больше и мекнкуть не посмела.  Воспользовавшись ценным советом по поводу «талантливых жертв»,  Рэтклифф буквально пнул разнесчастный стул в сторону сестренки,  намереваясь подобраться к ней самой с единственной свободной стороны.

Какой бы сильной не была злоба, направленная на младшенькую, ничего особо действенного в ней не было. В самом деле – хотел бы – давно бы мог отправить нерадивое дите на тот свет, когда оно еще только уродилось, а вместе с ним и мать, чтобы больше не смела  ничем подобным заниматься,  хватит уж, нарожала.  Да, в минуты душевной невзгоды иррационализм, который Юджину и так был  свойственен, достигал своего апогея, но никаким образом не мешал совершению  иных действий.
В отличие от Татьи, старшему на морду своего лица было  плевать,  потому примериваться и рассчитывать долго ему не приходилось,  стоило действовать наверняка,  она об этом хорошо знала, эта мерзкая вредительница, которая и сама-то недалеко ушла от вышеупомянутых тараканов, он так считал.
-Раз уж ты сама согласилась. – Это он вкрадчиво заметил про полюбившиеся всем дырки. Действительно, что они все о них  да о них, можно подумать, что в этой глуши  дядюшка Фрейд помер, вот и распускает свои посмертные флюиды.  Но нынче не до философии, все несколько приземленней – ныне не знаешь, как вернее всего засадить ножом ближней своей, в руках которых довольно весомый аргумент в виде горячего чайника, которым при случае тоже можно как следует засветить.  Уж старшенький этим непременно воспользуется, как случай подвернется,  так даст по ее  ехидной роже, что младшая и на улицу-то побоится сунуться.
-Это только тебе много никогда не бывает,  грязная тварь! -  на этот раз удалось уклониться от возможности быть обожженным кипятком, но оборотов Юджин не сбавил, потому как  стол перевернуть – плевое же дело. Со стулом же все оказалось куда сложнее,  со стулом уже пришлось расправляться своими силами, а потому беспокойный предмет мебели  в очередной раз полетел куда-то в сторону,  но без  особой цели.
Грохот стоял страшный, но похоже было, что никого в доме Рэтклиффов  потасовка больше не волновала. Может, этого момента ждали все.  Эти двое хотели как можно скорее поквитаться друг с другом – каждый по своей причине; Ба и Бад, должно быть,  думали, когда все это закончится.
Нынче не удастся разойтись тихо, даже если бабушка явится, уперев руки в бога, вооружившись тряпкой или, что хуже, своей прогулочной клюкой.
-Куда же ты, что же ты все бегаешь, милая? -  своим мерзким елейным тоном  - так он обычно говорил со «своими девочками» - поинтересовался техасец,  мыском отфутболивая  чайник, хорошо что Юджин ныне успел обуться,  потому кипяток его волновал не настолько сильно.  Он не собирался ждать в этот раз и сразу направился к первоочередной причине своей нелегкой жизни. Нет, в этом определенно не стоило обвинять Тэт, но надо же было хоть кого-то винить в том, что ты сам не способен  жить по-человечески.  Лучше всего делать это по половому признаку – вот такая простая философия, впрочем,  - стоп!-  что же будет, если причина  исчезнет, безвременно померев. Тогда уже придется развлекаться как-то по-своему,  а это, должны заметить, не так воодушевляет.   Воздух в кухне задрожал, Юджин этого уже не мог учуять, так как решимость расправиться с  родственницей ослепило его не хуже кипятка.  Тратить время на пустые разговоры уже не приходилось - они бы все равно не стали  друг друга слушать.  Разведя руки, она оказалась отчасти уязвима, подставив под  возможный удар грудь и живот, но Юдж думал, что вряд ли успеет  засадить нож  в эти места, скорее получит бритвой по лицу или же руке, что куда вероятнее. К тому же Тэт была нужна живой – не для последующих издевательств -  для отчетности перед Ба. Если он оставит на теле сестрицы несколько уродливых шрамов, никто не посмеет и пикнуть, но тогда, возможно,  их с Татьей противостояние обернется самой настоящей войной, не редкими перебранками и  еще более редкими потасовками.
Сделав обманчивый выпад с ножом,  Юдж выбросил вперед свободную руку и ухватил сестрицу за волосы, резко дернув, потянул  за собой, после чего непременно швырнул.  Конечно, получил сам бритвой, ожидать иного не стоило, но охватившее Рэтклиффа безумие компенсировало  и боль,  и  осколки разума.  Он замахнулся, чтобы нанести удар в спину, такой, чтобы,  не дай Бог,  не задеть ни легкие, ни что-либо еще.

На обожженном лице появилась злорадная улыбка,  Юджин с нескрываемым  наслаждением наблюдал тот короткий миг, за который  его нож рассек разрисованную разноцветными татуировками кожу на спине сестренки. Шрам останется, ведь порез получился - пускай и не такой глубокий, как хотелось, -  не самый ровный,  но кровь из получившейся  прорехи  брызнула «свежо и завораживающе», заставив старшего осклабиться еще больше.
Он и не хотел более ничего придумывать, не под то у реднека мозги были заточены, трепаться в их доме любили только женщины, да и то – преимущественно Татья.  И кого после этого  стоит  без конца обвинять в  расстройстве психики? Ну… Вопрос заслуженно причисляется к списку риторических, потому как в этом случае и так все ясно как божий день.
Так вот, плавно перемещаясь в  своих мыслях  на  заросший и заваленный всяким скарбом задний двор хоффского дома Рэтклиффов,  Юджин  вновь вспомнил крайне философское изречение  временно убитого алкоголем Джонни: « Когда девка слишком много треплется – надо бы ей, того, хорошенько вставить… Ну ты понимаешь, о чем я…». Нет, тогда-то  первенец  Джонни ничего подобного не понимал, а сейчас, обзаведясь кое-каким опытом,  предполагал, что лучшим выходом из данной непростой ситуации -  дать разболтавшейся  юбке  по башке, чтобы ничего, кроме невнятного бормотания, она уже и не декламировала.
По ходу дела Юдж, кажется, забыл, что его Тэтти палец в рот не клади, ведь она не хрупенькая городская утка,  хоть и  вполне успешно притворяется оной.  Наверное, именно поэтому  удара под колено старший никак не ожидал.  Внезапная атака младшей заставила Юджина припасть на согнутых ногах, не прошло и мгновения, а он уже получил  и чайником.  Все-таки, да, в быстроте реакции  Татье  можно было и позавидовать, но явно не в данный конкретный момент.  Рэтклифф стиснул зубы,  нож продолжал уверенно сжимать в здоровой руке, а другой старался  из всех сил держаться за удачно подвернувшуюся кухонную тумбу, чтобы не  потерять равновесие окончательно. В глаза потемнело, вместо привычного интерьера возник сноп радужных искр. От временной контузии техасец жалобно заскулил, не прекращая попыток подъема на ноги, все ж у него никак не получалось довести дела с младшенькой до конца  - победного, что предпочтительней.
Не успел Юджин хотя бы немного придти в себя, как неподалеку в неясном свете блеснул и  тостер – увесистая конструкция,  по убойной силе значительно превосходящая чайник.  От нее уж  старший успел отбиться, но пораненной рукой, отчего тут же стиснул зубы и  отпрянул от эпицентра событий, перемещаясь опять же к стене, по другую сторону их  условного ринга.
Времени как всегда чертовски не хватает, а действовать надо, хотя бы затем, чтобы  эта мерзкая тварь более никогда  и посмотреть не посмела в его сторону.  У нее под  рукой ящик с приборами, а Юджина только холодильник,  который он, увы, поднять не сможет,  иначе  отправит себя в нокаут сам и тогда уже долгое время не сможет встать.  Не найдя выхода получше,  старший  вскочил со своего места,  опасно пошатнувшись: его сильно вело, перед глазами все расплывалось – ни одного четкого силуэта, знакомо только белое пятно, испещренное  кое-где яркими мазками.
А тут уж  мания, как десерт, подобралась, чтобы испортить настроение окончательно, вывести своего хозяина из себя далеко и надолго.  В случае Юджина хуже всего действовали бесконечные насмешки. Нет, он не натерпелся подобного в детстве, как  Татья его бесконечных воплей, но сейчас отчего-то  не мог держать себя в руках и накопившуюся злобу должен был  выместить на родственнице.
Преодолев разделяющее их расстояние, Юджин снова решил атаковать первым, не дожидаясь чудного момента, когда в руке  сестрицы появится что-то вроде молотка с зазубринами, или когда ему в рожу в сотый раз полетит нечто неприятное…. Типа того же молотка.
В ход пошла недавно побеспокоенная нога,  в колене до сих пор сводит - разогнуть сустав, оказывается, не так-то просто, приходится делать выпад чуть ли не себе во вред, но делать.  Удар пришелся на  ящик с приборами,  который тут же покосился, разбросав некоторые свои сокровища – что-то из старушкиного серебра.
- Много чего,  еще посмотрим. – Отчеканил Юджин, и каждая буква выдавала его гнев все сильнее.  Он снова бросился на сестру, на этот раз намереваясь ухватить ее покрепче, дабы если уж падать – то придавить ее наверняка; выставил вперед руки, – плевать на последствия – метя в  плечо, удалось цапнуть, буквально подхватить  заскорузлыми пальцами ключицу, нож на уровне груди,  опасная  бритва тоже где-то неподалеку, но сейчас, в полной неразберихе,  не до нее.
Чья-то жалкая и беспорядочная жизнь, возможно, подошла к своей роковой черте. Юджину оставалось надеяться на то, что это не отведенное ему время. 
-Сиськи тебе, что ли, отрезать? Какая возможность! – Вместо надуманного Рэтклифф  решил расправиться  с ней по-другому, предварительно загнав на пол, как недавно, но уже без возможности хорошенько брыкаться, уж он-то ей отрежет все что надо, если получится повалить.

Отредактировано Eugene Ratcliff (2013-06-11 10:52:46)

По поводу  целостности глаз старший уже не так беспокоился. Один, читай, и так потерял,  за второй нынче не страшно,  потому что Юджину в данный конкретный момент  очередная ночная потасовка казалась последней, глядишь, в жизни. А ежели далее ничего не следует, так  зачем же волноваться? Подобная провинциальная мудрость, должно быть, впитывалась с материнским молоком и передавалась через поколения, кровь родную не пропьешь. Как там говаривали: « Я шагаю  левой ногой, шагаю правой, только и всего…». Незачем зря беспокоиться, пока ничего не произошло. Так и сейчас: для Юджа существовал только этот момент, и целью его было устранение очередной проблемы. Потеряет ли он от этого что-либо – видно будет.
Тэт он прижал к полу на славу,  но сам же тоже упал,   в момент лишив себя половины свободы в действиях. Тут уж ножом не замахнешься, зная, что в любой момент эта  визгливая, но чертовски проворная девка  может полоснуть своей бритвой.
О том,  стоит ли думать,  Рэтклифф решил не распространятся. С этой лучше помалкивать, иначе удар схватить можно. Кто знает, может, в конечном итоге  ей надоест, и она  заткнется. Но злость так и распирала! Куда там,  в случае Юджина от одних эмоций вообще головы можно было лишиться, в прямом смысле слова.  Одно дело, когда перед тобой беспомощный кусок мяса, для которого один вид крови – откровение.  Для Татьи же, насколько старшенькому было известно,  ни кровь, ни выпущенные кишки, ни даже потребление вышеупомянутого мяса не были чем-то из ряда вон выходящим.  Если Джин пришел к подобным зверствам самостоятельно, то она, считай, выросла на всем этом. Вот такая вот сложность.
-Ты у меня скоро станешь очередным христовым подражанием, специалист по пророкам,  подвешу тебя, суку, на твоих же кишках… -  Выпалил в сердцах Юджин,  скалясь  от боли.  Бедная его рука, похоже, за всю жизнь столько не доставалось, ну, не считая, взрыва в лаборатории, тогда, кажется, осколки стекла торчали буквально отовсюду, и было как-то все равно: одним больше, одним меньше…
На предложение о потере всех частей своей  единственной отдушины старший должным образом не отреагировал, лишь сильнее сжал запястья  Татьи, чтобы той бритву было держать не так уж и сподручно. И если уж говорить об отдушинах:
-Или вырезать тебе сначала язык? Чтобы ты уж заткнулась наконец…- Ничего в таком положении особо и нельзя было сделать,  что уж там язык вырезать. Надо же, чтобы Тэт осталась жива, а то хлопот с Ба потом не оберешься, неохота потом терпеть всю серю скандалов со старушкой. 
Увы,  прижать покрепче вторую руку не вышло, во-первых, хоть в ней и не был зажат нож,  рана,  тянущаяся  почти от кисти к локтю,  кровила; во-вторых,  в чем заключается смысл такого захвата, если обе собственные конечности оказались не у дел. 
Относительно свободными оказались только ноги, да и там не  до радужных перспектив, не забьешь же младшенькую коленкой, а она, вон, собирается наподдать по самому ценному, что тоже неприятно. Ситуация дурная, ничего не скажешь, опять не вышло подумать как следует, прежде  чем переходить к активным действиям, тем более  к таким. А Тэт смеялась. Смеялась бы даже тогда, когда перед  ней раздвинулись врата Преисподней. Что же, в эту игру могут играть двое. 
Уперев руки поудобнее, чтобы эта мелкая тварь уж точно не смогла шевельнуть и пальцем,  Юджин зло ухмыльнулся. В его планы нынче не входило развеивать  скуку. Выгнув колено слегка вбок, старший с силой придавил ноги сестрицы,  чувствуя, как та  пытается высвободиться. А если постараться их выкрутить? Будет же неприятно, согласитесь, но сил хватит. Впрочем, это не так интересно.
Пускай он стар и никчемен,  зато, в отличие от девиц, - к коим вскоре присоединиться и Татья, скорее всего,-  все еще жив. Он ненавидел ее!  Как же его бесила эта мелкая сука.  Что она делает в его доме, чего ждет? Может же, подальше от нелегкой жизни и тирании родственника,  свалить на все четыре стороны и радоваться, кто знает, радовать еще кого-то.  На данном конкретном этапе Юджина чрезмерно радовала только развернувшаяся картина. В его понимании,  Тэт еще не была перед ним так уязвима. Еще и кровь повсюду, даже на этой мерзкой потаскухе. Откуда взялись эти проклятые пятна, когда порезов было, дай Бог, всего парочка? В воздухе повис  острый железноватый запах, такой привычный,  побуждающий непременно к действиям – быстро выхватить нож, вонзить его с силой в один из растекающихся, темных и липких разводов  на груди – и самодовольному созерцанию.  Смерть в этот момент уже кажется нуждой, а не простым весельем, замаскированным  под необходимость, страх перед голодом.  Скрыть последнее уже не удается,  Тэт это хорошо знает, но в ее лице нет и намека на испуг, это бесит  Рэтклиффа, злость с каждым мгновением бурлит в нем все сильнее, кажется, что от этого кровь пробирается через повязку на предплечье  и прореху в ладони  с особым упорством. Уже голова  кругом идет от этого театра абсурда, так как оба участника знают: никто сегодня не умрет. Пока нельзя. Вот как покинет этот мир суровая родственница, держащая на себе всю семью – тогда можно будет в момент придушить ближнего своего. Важно успеть, не повестись на знакомый запах, как дикое животное, и не выкроить себе немного времени на довольное наблюдение.  Времени сейчас нет.
«А я знаю одно: шагнул левой, шагнул правой…». 
И вот такие условные  изгороди из игл тоже можно перелезть и никогда более с ними не встречаться, а так все то же:  иди себе и иди, не думая о завтрашнем дне, не оборачиваясь на прошлое. Кому они нужны?  Нужно действие,  которое будет оправдано - пока подобного добиться не удалось, хотя сознание, относительно здоровое,  уже подводит, ведется на ночных химер и на знаки крови, на легкую подачку в виде обнаженного девичьего тела.  Она даже не на грани истерики, кажется, она млеет от сложившейся ситуации, кажется, вот-вот, откинется и – расслабленно, но воодушевленно -  будет хитро поглядывать в ожидании следующей мизансцены. Черт! А не завелась ли она часом?
-Сука… - протянул он, понижая тон. Хоть бы хрустнули уж чьи-то кости.
- Проклятая… Грязная… - продолжил, ничего не изменилось, пальцы чуть ли не онемели от напряжения.  Но сил хватало, хватало желания, но оно, черт возьми, было странноватым. Не найдя более свободных конечностей, чтобы навредить младшей, Юдж  оскалил зубы и в момент вцепился ей в шею, прокусывая нежную кожу, сдобренную кровью.

Вот что с ней,  скажите на милость,  делать?  Лежит тут себе,  беззаботно поглядывает в лицо  кровного врага, должно быть, подозревая о том, что  вероятность оказаться с раскуроченным горлом довольно велика, как и вероятность того, что Юджин  своим более ли менее удачным положением обязательно воспользуется.  Все равно  гонит свои хохмы,  ничуть не смущаясь ни братского приступа ненависти,  ни холодного дощатого пола,  ни того, что она в общем-то не в самой безопасной позиции, особенно для того чтобы травить байки.
А она лежит, слегка подергивается, будто бы думает, что есть возможность выбраться. Как бы не так. Когда у оппонента одна из задач сводится к тому, чтобы непременно хрустнуть вражескими костями, тогда не до случайного  «вырвалась и побежала». Уж сколько Юджин это проходил – с ним такое больше не пройдет. Да и куда она рванет? А  сиганет ли вовсе? Зная Тэт… Нет, лучше бы вообще ее не знать  - на душе моментально сделается спокойнее.  Не будет никаких разговоров о длине кишок, ни о том, как он опять все делает не так, кем вообще является.  С Бадом проще. Бад молчит и выходит из себя лишь тогда, когда его каждодневные ритуалы что-то  сдвигает по времени. С этим жить легче. Ба? С ней просто, если слушать старушку внимательно и не перечить особо. А ЭТО, спрашивается, откуда такое вылезло? Ухмыляется себе.
Ответить Юджин, увы, не мог, челюсти были сомкнуты на шее, а показать Тэт на пальцах, куда идти – руки заняты.  Однако мнение насчет собственной несостоятельности у него припасено все ж было, и оно было моментально выражено в укусе посильнее.
«Если обещал – сделаю!»-  послал импульс прямо сестренке в башку, благо недалеко.
А ведь сейчас можно притвориться невменяемым. Потом останется только лишь удрученно посмотреть в заплаканные глаза Ба и сознаться в том, что ничего и сделанного не было совершено намеренно. Хороший план, черт возьми! Нет, не выйдет: старушка может не выдержать такой трагедии, сердечко у нее уже слабое, хотя Рэтклифф искренне надеется, что  гордая индеанка успеет пережить всех своих внуков.  На осмысление провала тратится еще какое-то время,  которого хватает также и на то, чтобы выслушать самодовольную речь  этой курицы.
Да, ситуация патовая. Да, из-за этого хочется буквально порвать  сестрицу на клочки – а сделать никак, потому и обещает, выигрывает время. И не обзовешь ее никак, даже в сердцах. За столько-то лет совместной жизни, поди, наслушалась. 
Тут уж  старший разозлился не на шутку. В кои то веки его действительно оклеветали. Ну, не то чтобы он был абсолютно согласен с титулом старого маразматика, но…
-Че? -  отрываясь от шеи, на которой и виднеется несколько характерных дырочек, неглубоких, а жаль. Передние зубы были уж испачканы кровью. Юджин опешил,  руки его задрожали, взгляд беспомощно забегал в надежде отыскать ту часть сестры, которую он ненавидит до сих пор, ту часть, которую готов порвать к чертовой матери вот в  эту самую секунду.
- Я трясусь за свою шкуру? Это ты мне говоришь, сука? Ты? – впрочем, он не ждал ответа и, мотнув головой, самозабвенно усмехаясь, продолжил:
- Кто у нас трясется за собственную гнилую тушку, так это ты!Что ты себе удумала? – да, сейчас его волнуют условия их мирных переговоров. Вопрос глупый, но более ничего на ум не приходит.  Надо же в конце концов выяснить,  правильно ли он ее понял. И мысль какая-то больно уж нетипичная. Но, как там на самом деле есть: то, в чем ты не сомневаешься, грехом не является. Так может, в нынешней непростой ситуации прокатит? И откуда это вдруг такие размышления?
Тэт была его сестрой, а каждый ли день кто-либо спит с сестрами.  Про реднеков ходило много баек, но до недавнего времени семье Рэтклиффов удавалось не следовать глупым поверьям.  А это тогда ЧТО?
- А ты не охренела ли часом? –  да, старший был мастак задавать вопросы, на которые ему и ответа-то  не требовалось. Ситуация была ясна.  Опускать Татью Юджин не спешил. Не до конца он ей верил, если по чести – не верил вообще. А кто знает, может, высвобожденная рука тут же обернется чем-то каверзным. Впрочем,  собственные предплечья уже подрагивали, силы хоть и были, сдавали из-за общего напряжения, в ходе разрядки которого должно было что-то решиться.

Отредактировано Eugene Ratcliff (2013-07-02 00:52:18)

Хотел повториться, да не стал, а то опять вякнет "про плечо", а неприятно ж, как ни крути. Отчего же у него должны были разбежаться глаза, спрашивается, конечно от диковинной возможности не раскрывать у молоденькой девицы второй рот на горле, дабы смотреть с нескрываемым наслаждением, как та поспешно захлебнется в собственной крови и издохнет, пока Юджин, а приходовать так - по старинке. Ну это, право слово, даже как-то неинтересно. Гнев сменился на некое подобие милости, поскольку каким бы ни был запас желчи у Тэт, и он, ну явно, имеет свойство истощаться. Как и все в этом мире, и об этом Юдж знал прекрасно. Дрожь прошла, уступив место покалыванию в раненной конечности, реднек скривил рот, готовясь сказать сестрице  по этому поводу пару ласковых: она вынудила - она виновата. Жизненно важная же жидкость тем временем лихо просочилась сквозь бинт и протянулась темным пятном от повязки до ладони. Крови теперь было хоть упейся! А действий никаких, что патриарха семейства злило неимоверно. До смерти Ба ждать еще ого-го, и нечего надеяться на то, что все можно решить вот так, держа сестренку за белы, - тьфу - точнее, разрисованные ее рученьки. И почему он все сводит к бабке, будто появись старуха сейчас в кухне - мигом бы разрешила сложившуюся непростую ситуацию? Разрешила б, конечно же, вот только не в пользу старшенького - такова традиция. До сей ночи бабка ухитрялась так точно прибывать на место очередной ссоры, что и решать самому ничего не требовалось, а теперь. Бесспорно - мозгов у Татьи хватит на всю семью,  вот только найдется ли столько же прыти, чтобы выкрутиться сейчас, придумать что-либо, чтобы избежать инородного предмета в грудной клетке - раз уж старший обозначил себе мишень в виде кровяных пятен. Ему-то ничего не стоит вскинуть освободившуюся руку и направить лезвие в назначенное место, при этом он все так же будет держать ноги и оставшуюся руку сестры. Перспектива неплохая - верная. Пропуская мимо ушей некоторые фразы Тэт, Юджин всерьез вознамерился привести в действие вышеупомянутый план, в неповрежденном глазу помимо ярости поселилось еще что-то больно уж подлое, что-то, что пришлось бы по нраву только Джину. Ну, в данной конкретной ситуации, конечно...

-Заверну, сестренка,  - этим своим приторным тоном,  - с макушкой заверну, там, куда ты направишься, ни "опочивальня", ни чаек тебе не понадобятся.
Это вам знаток по рефлексивному познанию говорит, экзистенционализму и прочей "абракадабре". Уж он, поди, точно знает, что там, по ту сторону жизни...Нет, вообще-то, но знает хорошо, что тут ему будет легче без этой маленькой шлюхи. И всем будет проще, это точно знает.  Руку отпустил, перехватывая поудобнее нож. Раз уж он сама пообещала, что никуда не денется, то стоит этим воспользоваться. Сначала в сторону  отправил"Золлинген", - железка  мозолила глаза - а уж потом всеми оставшимися силами за Татью принялся. Да не просто так, да не сразу, вот ведь заигрался, паскуда.
Сначала надо непременно дать сестренке по зубам, чтобы кровь свою пила, потом сообщить ей, кто она есть, приставив нож к горлу, - к тому месту, где уже имеются порезы от зубов - тронув тонкую кожу самым острием, но несильно, перерезать глотку всегда можно. К тому же это просто и банально, не подходит для идеального плана, для изощренной мести. Впрочем, изнасилование сестрицы тоже для этого не годится, так как она сама предложила, что-то там пробормотала про животную еблю. Может, ну ее - кинуть в вольер к собакам, как малыш Бадди когда-то. Пусть получает свою животную еблю! Хотя в данном случае стоит поостеречься и пожалеть ни в чем не повинных собачек - двух гигантских овчарок, точащих зубы о человеческие кости, привыкших к запаху крови с младенчества. Логики в последовательности поступков и в самих действиях Юджина немного, но он решает, что полностью завладел положением и уж что-что, а оприходовать Тэт сможет на раз-два. Так подсказывает ему первобытная ярость, ну и неожиданно подкравшееся крайнее вожделение, которому сейчас не место и не время, но оно, проклятое, захватывает все тело до кончиков пальцев, ему уступает место рассудок и прочая  подобная мишура. Как там в Евангелие от Матфея?
"...Кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с нею в сердце своем..."
Что ж, спорить не будем, а о некоторых фактах из жизни Юджина Рэтклиффа, пожалуй, и вовсе умолчим. Но не упомянуть о том, что с  второй руки девушки пальцы старшего быстро перекочевали на застежку  ее же джинс, как-то нехорошо. Мелкое раздражение от боли и общей абсурдности ситуации ушло, ему тут было не место. А вот истерические спазмы, отдающие то ли в печень, то ли в желудок, остались, было в них и кое-что стыдное, каждый удар в голове, импульс отдавался приятной истомой, но до смещения грандиозной ярости и бесконечного помешательства ей было еще далеко.
К тому моменту, как Юджин вновь задумался о грехе и человеческой уверенности в себе, которая изобличала любой грех, джинсы с Тэт удалось стащить до колена. Разделался оперативно, не впервой сцапывать девчонок и не в таких вот "позах". Руки Татье пришлось освободить, но нож старший никуда не дел, тот все еще уверенно терся острием о горло предполагаемой жертвы. Брюки ей не обязательно снимать целиком, в конце концов, так и вправду уменьшается вероятность того, что она встанет и побежит - помешают, да и сил прикладывать особо не нужно. Дальше лучше, да больше...
Останавливаться на раздевании сестренки Джин не собирался, а потому и свободную руку направил, не постеснявшись, к самому  девичьему сокровенному - так, кое-что проверить. Выводы пришли безрадостные и тут же непосильны грузом навалились на и без того заваленное иной катавасией сознание. На лице при этом взыграло чуть ли ни несколько абсолютно противоречивых эмоций. Мистер "я-знаю-что-надо-делать" вновь оказался в ступоре.